продолжение традиций и постоянное и неизбежное нарушение этих традиций. Так ли просто провести грань между этими, казалось бы, противоположными понятиями? Продолжила или нарушила своей жизнью Екатерина Воронина традиции своих предков, потомственных речников — волжан?

С детства ходила она вниз и вверх по реке на отцовском пароходе, словно готовясь из рук в руки принять ремесло предков. Но ведь, с другой стороны, по былым представлениям это же вовсе не женское дело стоять на мостике. Исконное дело волжанки терпеливо ждать на берегу окончания навигации, когда в твой прочный двухэтажный дом вернутся усталые капитаны и лоцманы — мужья, сыновья, братья, как ждала всю жизнь их бабка героини романа, властная хранительница семейных устоев (это один из самых удачных и ярких образов книги). Но ведь уже дед Екатерины Ворониной, уйдя из бурлаков в капитаны, приспосабливаясь к новым порядкам на родной реке, к новым темпам жизни, начинал совсем иную страницу в семейной летописи. Традиция только тогда и становится традицией, то есть прочной основой развития, а не мертвой догмой, стоящей на его пути, когда она непрерывно наполняется содержанием живой, меняющейся жизни. Как сама Волга, которая потому и великая река, что не мертвы, не стоят на месте ее берега, а обновляются городами, плотинами, морями, мостами и человеческими судьбами.

И, выбрав не отцовскую профессию капитана, а став портовым диспетчером, Екатерина Воронина словно соединила в своем деле речную судьбу отца и деда с береговой долей бабки и матери: ей больше не ходить, как в юности, с весны до осени вниз и вверх по реке и никогда не властвовать ей в обширном уютном семейном гнезде. Свою маленькую твердую руку она наложила на самый пульс родной реки, пытаясь направить ритм хозяйства куда более обширного, чем бабкино. И это удается ей, хотя и с усилием, но гораздо успешнее, чем устройство своей собственной, личной жизни, в которой больше потерь, чем приобретений. И здесь она истинная дочь своего отца — тихого, скромного человека, не устрашившегося, однако, ввести в дом суровой матери жену, не высватанную, бедную, чужую на Волге, и сделать это не во имя страстного чувства, а выполняя душевный долг милосердия и сострадания. Так и Екатерина Воронина скорее откажется от счастья, чем от выполнения этого долга. Не сойдясь во взглядах с любимым человеком, она гордо уйдет от него, когда он в почете и славе, но она же готова вернуться и простить, когда он в беде. Строгий, цельный характер изобразил Ан. Рыбаков.

Скуповатый на разъяснение оттенков настроений и на выражение чувств, автор романа дает нам, читателям, прежде всего прочную канву фактов, событий, поступков человека, и мы сами, своим воображением, своим знанием жизни или если не знанием, то хотя бы ее ощущением дополняем эту основу, выверенную трудовым опытным взглядом. Ан. Рыбаков не то чтобы снисходителен к людям, нет, он никогда не скрывает от них всей иногда не очень приглядной, иногда неутешительной правды. Но при этом он всегда верит в возможность выздоровления от любой нравственной болезни, в существование выхода из любого душевного тупика. На примерах сложных житейских перипетий Ан. Рыбаков показывает диалектическую связь, существующую между строгим выполнением человеком нравственного долга и его всегдашней естественной потребностью в простых радостях бытия. Это ведь редкая удача, когда люди сразу, с первого шага находят друг в друге верных спутников, а в жизни — верную, прямую дорогу, как посчастливилось это друзьям Екатерины Ворониной — честным, бесхитростным Соне и Николаю… Но бывает ведь и так, как случилось у прекрасного мягкого человека — капитана Сутырина и пылкой, озорной Дуси Ошурковой. Такие разные, непохожие; может быть, потому они и тянутся друг к другу с неудержимой силой при всех внешних трудностях и внутренних препятствиях, потому они и учатся прощать друг другу, что у каждого из них позади много серьезных ошибок, торопливых поисков сомнительного счастья, и в одном случае недостаток строгости к себе, а в другом — излишек снисходительности к встретившимся на жизненном пути. А Леднев — человек, которого полюбила Екатерина Воронина? Ведь если опасна неосторожность, то и излишняя осторожность: забота о своем покое, страх перед выбором, риском, жертвой не меньшая опасность для достижения счастья. Но особенно сложен нравственный урок, который можно извлечь из судьбы главной героини романа. Без лирических излияний автора, без его разъяснений мы понимаем смысл разрыва, который существует между широкой деятельностью и заметной ролью Екатерины Ворониной в порту, где она — борец и новатор — и ее тихими, грустными вечерами, где она только одинокая, тоскующая женщина. Такой ценой, отказом от простых естественных радостей и обязанностей, платит героиня Ан. Рыбакова за бескомпромиссное понимание долга, за душевную чистоту.

Так как ж? надо жить человеку? Где путь к подлинному счастью, о котором так тоскует каждая человеческая душа? Готовых ответов тут нет, а Ан. Рыбаков меньше всего моралист. Тем не менее его книга не суммой дидактических примеров, а трезвым взглядом на людей и точным знанием типичных жизненных ситуаций дает строгий урок: выбирая дорогу в жизни, пусть человек не обольщается, что она будет, может быть, безмятежной и легкой. Нам за все приходится платить — вперед или потом, но это неизбежно. И самые чистые, бескомпромиссные пути в жизни приводят не только к высокому нравственному удовлетворению, но и к неизбежным горьким потерям. Ну, а легкие и совсем нелегкие компромиссы также неизбежно влекут за собой тоску по отвергнутой высокой судьбе у каждого, в ком есть, в ком сохранилась живая человеческая душа.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Поселок Кадницы двумя ярусами расположился на правом, высоком, берегу Волги, в сорока километрах от Горького. От пристани к поселку дорога идет лугом, полным комаров и сырых, пьянящих запахов. Меж кустов ежевики, шиповника, черемухи блестят небольшие озера. За лугами темнеют громады приволжских лесов.

Речонка Кудьма, мелкая и несудоходная, с глубокими омутами и придонными холодными родниками, опоясывает гору, на которой стоит село. На берегу разбросаны лодки, висят на кольях сети.

Сразу за шатким деревянным мостиком начинается подъем в гору, вначале отлогий, затем все более крутой. Бревенчатые хибары и двухэтажные каменные дома тесно прижимаются друг к другу, образуя извилистые улочки, разделенные садами и огородами.

С горы, где и сейчас стоит ветхая церковь, открывается широкий вид на Волгу. Здесь она еще не так бескрайна,