– Эй, что это за козявка плывет мне навстречу? – заорал Стормунд, едва дождавшись, пока корабли сблизятся на расстояние голоса. – Что за букашка тут барахтается? Такую козявку надо проучить!

– Плохая же у тебя память, Стормунд Ершистый, если ты меня не узнал! – раздался в ответ скрипучий, неприятный голос. – Ну да ничего, бывает! После нынешней встречи ты меня запомнишь и уж больше никогда ни с кем не спутаешь!

– Память у меня хорошая! – рявкнул в ответ Стормунд. – Я-то помню, как подло ты себя вел в Тресковом фьорде!

– Ну, поведи и ты себя подло, если так считаешь, я не обижусь! – посмеиваясь, позволил ему Вебранд. – Не думаю, что тебе придется потом рассказывать об этом, так что бояться нечего!

– Кто боится? – с вызовом гаркнул Стормунд и крепче сжал рукоять секиры, так что костяшки пальцев его смуглой руки побелели. – Уж не мне тебя бояться, оборотень!

– Конечно! Дурак никогда не боится заранее. И это его счастье.

– Сейчас увидим, кто из нас дурак!

Обвязывая длинные темно-русые волосы ремешком, чтобы не мешали, Хагир щурился, оценивая противника. Человек пятьдесят будет, а у квиттов тридцать девять, да сам вожак стоит троих, да борт у «Бобра» выше – ничего, прорвемся. Дружина сыта по горло насмешками за Тресковый фьорд, а хороший парус ой как пригодится… Да и одолеть Вебранда Серого Зуба – подвиг, достойный последнего из Лейрингов!

Последним из рода Лейрингов, или Южных Лейрингов, как их знали когда-то по всему полуострову, был он сам. И хотя Хагир сын Халькеля в дружине Стормунда Ершистого получал еду, одежду, долю в добыче и эйрир серебра в год наравне с прочими хирдманами, сам Стормунд уважал его за знатность рода, намного превосходящую его собственный, за ум, отвагу и твердость, вполне достойные этой знатности.

«Змей» и «Бобер» стремительно сближались, с той и другой стороны уже держали наготове железные крючья. Лучшие воины собрались на носах обоих кораблей, за спинами вождей. Полоса воды быстро сужалась, волны между кораблями кипели, кидались туда и сюда, как тролли под ногами двух великанов, вышедших на смертный бой. Где-то внизу ждала с сетью наготове великанша Ран, хозяйка всех утонувших.

Вебранд взмахнул мечом: со «Змея» разом сорвалось два десятка стрел, свистящим роем рванулось к «Бобру» и с треском впилось в подставленные щиты. Тут же щиты опали, как убитые, из-за них взметнулись приготовленные квиттами луки и мигом пустили стрелы, пока граннландцы не успели выстрелить по второму разу.

– Тюр и Глейпнир! – ревел Стормунд боевой клич племени квиттов, некогда славный победами. – Да славься Всеотец!

Морда «Змея» с набитыми в деревянную пасть черными железными зубами смотрела прямо в лицо; Хагир метнул копье, целясь не в Вебранда, которого прикрывали двумя щитами хирдманы, а в мощного бородача рядом; тот не ждал такой чести и не успел закрыться. Вбитое в грудь копье отшвырнуло его от борта, тело придавило несколько человек из стоявших позади. Квитты торжествующе закричали, и Хагира пронзило ликование – хорошо начали!

С тяжелым деревянным треском борта кораблей ударились один о другой. Свистнули огромные железные крючья и с хрустом впились в борта: «Бобер» и «Змей» вцепились друг в друга зубами и стали одним полем битвы. Нестройная волна криков взмыла над водой, и два человеческих вала рванулись навстречу.

Борт «Бобра» был выше, и дружина квиттов хлынула на врага сверху вниз, как с горы. Стормунд прыгнул первым, красным щитом смяв и отбросив ожидающие его клинки, и пошел рубить секирой, добираясь до Вебранда, который теперь, стоя на носу «Змея», остался у него за спиной. На носах кораблей битва теснилась бурно и беспорядочно, в общей свалке своих и чужих едва удавалось поднять руку для хорошего замаха, и иной раз противникам приходилось вместо ударов обмениваться только бранью и толчками.

Зато в середине, возле мачты, у Хагира с десятком хирдманов имелся простор. Гранны были отлично вооружены и неплохо выучены, их не смутили сила и стремительность натиска. Мечи квиттов были встречены плотным строем щитов, что норовили прижать врага к борту, и квиттам пришлось потрудиться, чтобы дать размах своему оружию. Хагир первым проломил стену щитов: его секира с такой мощью ударила в лоб гранна, что продавила шлем и отбросила того к другому борту. Всплеск торжества, порыв – вперед; мимо свистнуло копье, Торд кормчий упал, и некогда осознать потерю…

Ликующий рев впереди – Стормунд добрался до Вебранда. Секиры он уже лишился, вместе с половиной чьего-то черепа отправив ее за борт, и теперь бился мечом. Казалось бы, что за противник – невысокий, приземистый Вебранд – для «урагана в кулаке»! Но сила Вебранда оказалась как нить клубка, что катится по полу и безостановочно разматывается – дальше и дальше, без конца! Стормунд рубил яростно и неудержимо, доверяясь слепой волне боевого азарта, но половина его ударов проваливалась в пустоту, а половина оказывалась отбита. Не дрогнув под мощным напором, Вебранд ловко уклонялся, заставлял противника терять силы попусту, а сам наносил удары точно, хладнокровно и действенно. Его стальной клинок, который он звал Серым Зубом, кусал быстро и точно.

Два намертво сцепленных корабля качались на волнах, волны слизывали с бортов потеки крови, тела с раскинутыми руками летели за борт и исчезали в воде. Лязг железа и крики отражались от близкого каменистого берега, терялись между деревьями на склонах гор. И старые ели равнодушно смотрели на кровавое кипение битвенного котла.

Дикий вой вдруг взвился над морем, взлетел, как стрела, пущенная прямо в небеса. Хагир оглянулся, и в глазах его отпечаталось, резкое и невероятное, как бывает только во сне: Стормунд, изумленный и сбитый с толку этим воем, застыл, прикрывая грудь поднятым клинком. А Вебранд вдруг прыгнул вверх и вперед, с троллиным проворством, сам как кулак невидимой руки, и обеими руками обрушил свой Серый Зуб на голову Стормунда. Из-под оковки шлема хлынул ярко-красный поток, залил и обезобразил лицо. Кровь заструилась по темной бороде Стормунда, закапала на грудь, и клинок в руке склонился вниз, опустился, выпал на днище корабля… И сам Стормунд упал, огромный и тяжелый, как великан, и беспомощный, как камень, а вокруг него нет никого из своих…

Сильный удар обрушился откуда-то сбоку, рука Хагира сама дернулась и подставила щит, но потрясение его было так велико, что Хагир не успел собраться и не удержался на ногах. Деревянный борт будто сам рванулся к нему, больно ударил по боку. Локтем оттолкнувшись от борта, Хагир успел вскинуть вторую руку с мечом, выпрямиться и отбить новый удар. Вскочив на скамью, чтобы иметь больше простора, он замахнулся и ударил кого-то из граннов по голове; клинок скользнул по шлему, голова отшатнулась, а с другой стороны к Хагиру метнулось острие копья. Хагир не видел его, но кожей ощутил его хищное змеиное движение; он рванулся, стремясь уйти из-под удара, и вдруг корабль сильно качнулся, борт ударил сзади под колени, и скамья сама вывернулась из-под ног. А может, и не корабль качнуло, а в голове у Хагира от напряжения вскипела кровь – и холодная пропасть распахнулась внизу и сомкнулась вокруг.