С этой мыслью граф поднялся с писком в ушах и крикнул что было мочи: «В АТАКУ!», и сам побежал на немчур. Через 10 минут крики и выстрелы прекратились, русские заняли этот окоп. Никита просто сидел с окровавленной шашкой и смотрел в пустоту. В его голове крутилась картина: молодой немец смотрит направо и хочет застрелить русского солдата, граф Сиверс прыгает внутрь окопа и зарубает гада шашкой, немец падает и взгляд его останавливается на нём. Взгляд этого парнишки преследовал Никиту в течение всей оставшейся жизни.

Из всего отряда Сиверса в 20 человек выжило 8. На позиции с громкими овациями пришёл штаб и начал поздравлять графа с победой, но для Сиверса это была никакая не победа. Всё ещё было впереди. Штаб доложил Никите о следующей задаче: фрицы отступали, и надо было, преследуя их, овладеть городом Шталлупёнен. Граф молча встал и пошёл на переднюю линию фронта для того, чтобы пойти в ещё одну бессмысленную атаку, как услышал от генерала напутственные слова: «Ты главное не боись, иди твёрдо, они равняются на тебя», который указывал на солдат в недоумении или контузии.

После этого последовали ещё атаки, и ещё, и ещё, пока не был взят сам город Шталлупёнен. Только после этого наступила недолгая передышка, и Никита решил почистить свою шашку от свежей крови. С таким же воодушевление, что и при первой встрече, штаб доложил графу приказ главного командования: окопаться возле города и ждать контрнаступление немцев. На вопрос графа о пополнении весьма поредевшей дивизии офицеры лишь пожали плечами и указали, мол вам же и так 2 пулемёта выдали, так что держитесь. На мгновенья Никита забыл о войне, о том бое и вспомнил родовое поместье, родителей и Елизавету Дмитриевну. Тогда юношу осенило и тот сразу же побежал в деревянную землянку, выделенную для Сиверса и его заместителя Клима Панова, отличного боевого офицера, служившего ещё во время Русско-Японской войны, для написания писем для Лизы и его родителей.

Письмо родителям: «Здравствуйте, матушка и батюшка, пишу вам из землянки прям перед линией фронта, жив и здоров. Только что побывал в первом бою, но вы не бойтесь, я как настоящий офицер не дрогнул и бил гансов как завещал Царь-Император. Увы, больше писать не могу, люблю и целую, ваш сын Никита Ильич Сиверс.»

Письмо Елизавете Дмитриевне: «Здравствуйте, госпожа Елизавета. Шлю вам пламенный привет с фронта. Увы, с вашим братом мы оказались в разных частях фронта и не могу заявлять о его благополучие, но, уверяю вас, с ним всё будет в порядке. Сам же я жив и здоров, и готов защищать нашу необъятную Родину за 2! В целом очень напуган обстановкой, увидал мёртвых соотечественников и скажу вам, что запах тут стоит ужасный. Но вы же помните главное правило: «Не умирать». Так что свою часть уговора я выполню. Больше писать не могу, прощаюсь, ваш дорогой друг граф Никита Сиверс.»

После написания писем граф пошёл ужинать вместе с солдатами в закутке окопа — решил расспросить их, что они думают о фронте.

— Ну что, братцы, разрешите присесть, — спросил граф у солдат.

— Да, конечно, ваше благородие, — хором ответили они.

Граф сел в круг бойцов и осмотрел всех.

— Ну что, как вам? — спросил Никита, указывая на котелок одного из солдат.

— Да простая каша со шрапнелью, ваше благородие!

— Что за каша такая? — удивившись и улыбнувшись, ответил Сиверс.

— Да как это так, вы не знаете? Перловку у нас так кличут в простонародье, — со смехом ответил боец.

— А вот теперь понял.

Граф заметно повеселел. Было это из-за облегчения от писем или шуток простых солдат, решайте сами. После этого солдаты разговорились с офицером и за этими разговорами о жизни и смерти, о Царе и враге прошла вся ночь. С утра следующего дня немцы начали попытки по возвращению города. Штурмы сменялись обстрелами, а обстрелы штурмами. Из раза в раз немцы ходили в бессмысленные атаки, а русские в бессмысленные контратаки. Так и прошли первые недели в окопах.

Спустя несколько крупных поражений русских в другой части Пруссии, дивизии Сиверса пришлось отступать, бросая позиции захваченные и отбитые большою кровью. Его дивизии было поручено оборонять крепость Осовец, так и началась осень для Никиты Сиверса.

Какой-то странный туман?

Весь год до июля 1915 года граф Никита Сиверс воевал у крепости Осовец, отражая многочисленные атаки немцев. Никита уже привык к выстрелам, запаху смерти и видам на мёртвых по утрам. 29 июля дежурный доложил о присутствии странного демона на позициях немцев. Удивлённый граф решил сам осмотреть позиции неприятеля для подтверждения теории дежурного, но увидел только немца в противогазе, которого дежурный принял за демона. Лицо Никиты побледнело и, рассказав об увиденном дежурному, он быстрым шагом проследовал в свою землянку. Забегая внутрь, Сиверс быстро оглядел комнату, ища подпоручика Панова для обсуждения появления у немчур противогазов.

— Смотрите, Клим Николаевич, на немецких позициях появились защитные маски. Нам нужно что-то с этим сделать.

— Может они защищаются от наших газов? — шутя, говорил Панов

— Господин Котлинский уже позаботился о защите его дивизии от химической атаки, — продолжал Сиверс

— Ну ладно, мы скажем своим о газах, но, по-вашему, они поймут всю опасность ситуации?

— Никак нет. Мы объясним, как защищаться от газов в таких условиях и поможем им сориентироваться.

Никита выбежал из землянки и скомандовал ближайшему караульному, чтобы собрал всех у закутка, где побольше места. Все мигом прибежали и начали слушать речь графа.

— Братцы, печально вам говорить, помирать нам завтра придётся.

— Как помирать, ваше благородие, я на тот свет ещё не планировал, — шутя, говорил один из солдат.

— Вот так братцы, у немцев на позициях появились защитные маски. Это значит только одно — будет химическая атака.

— А что за чертовщина, да такая? — недоумевая, говорили солдаты.

— Ну не знаю, как вам объяснить. Это какой-то странный туман. Если вдохнёте — умирать начнёте, — отвечал граф.

— И что, никакой защиты от него нет?

— Нет братцы — найдите…

Граф не успел договорить, как начался артобстрел, последовала команда: «Ложись!»

«Первый взрыв — я отлетел, перевернулся и упал.

Второй взрыв — на меня упал боец. Я не видел его, потому что грязь попала мне в глаза. Так я пролежал выстрелов десять, как артиллерия затихла. Я убрал тело бойца, встал, протёр глаза и посмотрел на него, но увидел тело без рук и ног, а на лице застыла гримаса страха.»

— Найдите повязки, — Граф молча надел фуражку и прошёл к землянке,