– Слушай, прочти-ка эту дребедень полностью. По новой. – Илья почесал затылок и нервно хохотнул. – А то у меня в учительской от Тайкиного сочиненьица чуть крыша не поехала, почти ничего не запомнил.

– Сам прочтешь! Тоже, нашел шедевр.

Илья вернулся за стол и без всякого аппетита поковырял вилкой в своей тарелке. Рита покосилась на хмурое лицо брата и невольно смягчилась.

– Ладно, если только выборочно. – Она немного помолчала, откашлялась и начала: – Итак, домашнее сочинение на тему «Мои выходные». Ага… вступление… а это чухня обычнейшая… это тоже неинтересно… Вот. Началось. – И предельно монотонно девочка стала читать: – «…Тут прозвенел звонок в дверь. Мама посмотрела на папу, папа на Ильку с Риткой, эти двое уставились на меня, а я показала им язык. А раз все сидели, пошел папа. Если бы не пошел, мама начала бы сердиться, и папина воскресная рыбалка могла бы накрыться. Запросто. Так она тоже накрылась, только папа об этом еще не знал. Иначе бы не пошел, а послал бы Ильку. Или Ритку.

Это была телеграмма. Такие положено называть печальными, но я врать не буду. У нас никто особо не расстроился. Даже мама. Хотя умерла именно ее бабушка. Но мама слезы лить не стала, а сказала:

– Умерла наконец старая ведьма!..»

– Вот поросенок, – не выдержал Илья. – Она эту ерунду на перемене всему классу прочла, представляешь? Мать опозорила…

– Помолчи, а то читать не буду!

– Все. Молчу.

– Ага. Значит, мама сказала… Нет уж, повторять не стану. Дальше что? Вот, слушай…

Илья терпеливо ждал. Рита снова откашлялась и заунывно продолжила:

– «…Папа спросил:

– От кого телеграмма?

– Без подписи, – ответила мама. – Наверное, соседи отправили.

– И что? – спросил папа.

– Да вот, – мама отдала ему телеграмму, – просят приехать, разобраться с вещами. И покупатель вроде бы на дом нашелся.

Но папа ехать никак не хотел, он мечтал о рыбалке, понятно, поэтому сказал:

– Да какой там у нее дом? В такой-то дыре!

Потом они с мамой долго спорили, а мы слушали. Хотя спорили они зря. Ясно же – будет так, как хочет мама. Папа только напрасно время потратил. А зачем, спрашивается? Все равно у него права голоса нет. Хотя вот вы, Ангелина Павловна, нам сказали, что мы живем в демократическом обществе.

Так что мы в субботу утром поехали в деревню. Перебирать вещички. Вдруг что-то можно взять на память? Так сказала мама. Илька с Риткой не поехали. Заявили, что у них уроки, но это враки. Илька, пока нас не было, как пить дать, все время проторчал за компьютером с новыми игрушками. А Ритка своему Игорьку глазки строила. Только напрасно. Тот западает на Светку Татарникову, я точно знаю…»

– Вот вонючка, – заскрипела зубами мгновенно покрасневшая Рита.

Она даже кулаки непроизвольно сжала. Ладно, Тайки дома не было, а то бы ей сейчас от старшей сестры досталось. И как следует! Чтобы язык не распускала. Не писала, чего не нужно. И не зачитывала вслух при всех! Последнее Риту особенно возмущало.

– Плюнь. Двигай дальше, – угрюмо посоветовал брат.

Рита бессильно хлопнула кулаком по безвинной тетради и со злостью продолжила:

– «…А в деревне я узнала, что мамина бабушка действительно была ведьмой. Настоящей. Мне так местные Танька с Олькой сказали. Ее вся деревня боялась. И все остальные деревни тоже. Но лечиться все равно к ней бегали. Она не всегда злой была, мамина бабушка. Иногда и помогала.

В дом к ней после похорон никто не входил. Мы первые. Она так велела перед смертью. Чтоб, значит, внучка первой вошла. Обязательно. Только вошла не внучка, а я. Мама с папой остались болтать с соседями. А как вошла, поняла кое-что. Это мне ведьма, моя прабабушка, на ушко шепнула. Только не спрашивайте как. Я не знаю.

Я подошла к полочке и сняла шкатулку. Старую-старую. Деревянную. На ней даже узоров нет, гладенькая и все. И некрашеная. Я достала оттуда колечко. Надела на палец. А дальше – ни за что не догадаетесь! Но раз это сочинение, то я напишу. Ведь взрослые все равно в такое не верят.

Я стала ведьмой. Ну, или колдуньей. Настоящей. Все, что знала моя прабабушка, я теперь тоже знаю. Правда, пока не все понимаю. Но это – ПОКА. Если честно, не я, а моя мама должна была волшебное кольцо надеть, но это неважно, да? И я – родная кровь! Я – правнучка.

Там, в шкатулке, еще кое-что лежало, но я завернула все в тряпочку, спрятала в карман и никому не показала. Потому что оно не для простых людей, а для волшебства.

А теперь я все думаю и думаю, что бы мне такое колдонуть? И какой колдуньей стать? Доброй как-то неинтересно, а злой – не очень хочется. Вот, посмотрю на ваше поведение. А то ведь заколдую. Я даже знаю как. И кого.

Например, вас, Ангелина Павловна! Чтоб вы меня не спрашивали, если не хочу. И всегда пятерки ставили. Я, правда, и без того на пятерки учусь, но когда сама – неинтересно. Так что сегодня ладно, а с завтрашнего дня вы меня к доске больше не вызывайте, ясно?

Вредину Лерку заколдую тоже. Чтоб не воображала. Пусть она, как я, рыжей станет! Только сильнее. И веснушек пусть больше. Чтоб не дразнилась.

А Петька пусть не на Лерку таращится, а на Вальку. Она лучше. Честное слово.

Училка по рисованию у нас очень вредная, сами знаете, Ангелина Павловна. Поэтому пусть она с завтрашнего дня болеет и в школу не ходит. А то что она вечно на нас орет?…»

– Кошмар, – Рита картинно закатила глаза. – Вся учительская читала!

– Ржали, небось, как кони, – проворчал Илья.

– Как же, ржали, – хмыкнула сестра. – То есть, – поправилась она, – без нас, может, и смеялись, а при нас больше возмущались, сам вспомни.

– Ладно, давай дальше. Потом обсудим.

– «…А вот физкультурник у нас – лапушка. Веселый и мне нравится. Поэтому придется вам, Ангелина Павловна, в него влюбиться. Прямо с завтрашнего дня. Зачем тянуть? Он же давно на вас запал, а вы никак не заметите. У нас все девчонки в классе его жалеют. Теперь не будут…»

– Ну дает! – почти восхищенно помотал головой Илья.

– «…Я и Ритке своей помогу. – Девочка опять разозлилась, но сдержалась и сквозь зубы продолжила: – Она вообще-то та еще вредина и вечно ко мне придирается, но сестра ведь. Вот ее Игоречек об этой мымре Татарниковой и забудет. И тоже с завтра.

Я так решила. Пусть этот день, завтра как раз тринадцатое октября, будет первым колдовским. И сочинение я решила зачитать классу.

А что? Пускай потрясутся как следует! А то думали, раз я рыжая и некрасивая, то можно надо мной смеяться. И дразниться. Будто я виновата, что рыжая. Ничего. Теперь не посмеются. Вот увидите.

Конец сочинению и да здравствует новая колдовская жизнь! Ура! Ура! Ура!»

– Ничего себе, разродилась! Прямо не сочинение, а целая книжка. – Илья с надеждой посмотрел на сестру. – Слушай, может маме не показывать? Расстроится же.