При этом сами они тоже менялись, и в их обширной диаспоре возникали новые жизненные уклады. У них на родине из множества мелких королевств в конце концов сформировались государства — Норвегия, Швеция и Дания, существующие и сейчас. В то же время традиционные верования Севера постепенно оттеснило на второй план христианство — изначально чуждая вера в корне изменила взгляды скандинавов на мир и будущее.

Рис. 1. «Викторианские» викинги. Необычный рисунок Лоренца Фролиха (1895) изображает пир богов из древнескандинавской поэмы «Перебранка Локи». Боги-асы похожи одновременно на античные скульптуры пирующих варваров и на чопорных гостей викторианских званых ужинов, Локи ведет себя как подвыпивший дядюшка, и все это происходит в чертогах рококо с подобием люстры под потолком

В буквальном смысле викинги, конечно же, люди прошлого, мертвые и навеки ушедшие, — и в то же время их протоистория примечательно осязаема и как будто способна с равной силой откликаться на любое воздействие. У многих возникало искушение, оглянувшись назад, склонить чаши весов истории в ту или иную сторону, воображая, будто этот импульс исходит не от них самих, но обусловлен явлением неких доселе скрытых истин. Средневековые монахи и ученые представляли предков-язычников как своих предшественников, благородных, но заблуждающихся, — или, наоборот, как пособников дьявола. В иллюминированных рукописях средневековых романов викинги под влиянием ориенталистских предрассудков превратились во врагов Христа — сарацин, и изображались в тюрбанах и с ятаганами. В Англии времен Шекспира викинги воспринимались как неистовая движущая сила ранней истории величия королевства. Вновь открытый в эпоху Просвещения под видом «благородного дикаря», образ викинга был с воодушевлением принят сторонниками романтического национализма в XVIII и XIX веках. Викторианские империалисты в процессе формирования собственной идентичности прочесали скандинавскую литературу, ища подходящие образцы для подражания, и нашли в твердости и настойчивости своих северных кузенов очередное доказательство особого предназначения англосаксов. К логическому завершению эта кривая пришла столетие спустя, когда нацисты в погоне за расистскими фикциями присвоили викингов себе и водрузили на пьедестал под видом арийского архетипа; их современные преемники до сих пор отравляют нам жизнь. Члены обширного языческого сообщества в наши дни ищут духовную альтернативу, черпая вдохновение в религии викингов и приправляя мутную древнескандинавскую брагу ароматическими добавками в духе Толкиена. Все они и многие другие, в том числе современные ученые и зрители исторических телесериалов, собирают разрозненные материальные и текстовые фрагменты, оставленные викингами, и складывают из них нечто новое по собственному вкусу. Иногда кажется, что настоящие люди эпохи викингов совсем исчезли под возложенной на них совокупной тяжестью позднейших представлений. Как тут не вспомнить «Возвращение в Брайдсхед» и Энтони Бланша: Oh, la fatigue du Nord!

Большинство этих точек зрения объединяет привилегированное положение наблюдателя, разглядывающего викингов со стороны, и полнейшее невнимание к тому, как видели мир сами викинги. Это отношение имеет давнюю историю — в самом деле, мы наблюдаем его уже в текстах, написанных жертвами викингов, хотя от них вряд ли можно было ожидать беспристрастности. Как ни парадоксально, даже люди, с которыми скандинавы вступали в непосредственный контакт (нередко точкой контакта служило острие меча), не всегда были до конца уверены, с кем они имеют дело. Возьмем всего один пример из конца IX века: после ожесточенной войны с целой армией викингов король Альфред Великий из Уэссекса на юге Англии, принимая при своем дворе мирного норвежского купца, забросал его вопросами: откуда они пришли? Чем они занимаются? Как они живут? Король был не одинок в своем любопытстве.

Рис. 2. Когда все пошло не так. Плакат о вербовке в СС и реклама общественного шествия в оккупированной нацистами Норвегии в 1943 году. Яркий пример политического использования темы викингов

Эти трудные вопросы продолжали обсуждать в течение следующей тысячи лет, а в последние примерно два столетия с расширением научных исследований и специальных знаний дебаты особенно накалились. Однако и здесь внимание снова сосредоточено главным образом на том, что именно делали викинги, а не на том, почему они это делали. Возникает ощущение, что мы смотрим в телескоп истории не с той стороны и пытаемся охарактеризовать (и часто осуждаем) людей лишь по последствиям их действий, не принимая во внимание стоящие за ними мотивы.

В этой книге мы изменим угол зрения и станем смотреть изнутри наружу. Сделаем особый упор на том, кем на самом деле были викинги, что ими двигало, как они думали и чувствовали. Их впечатляющая экспансия, конечно, не будет оставлена без внимания, но в первую очередь мы попытаемся постичь ее контекст и ее истоки.

С чего же начать в таком случае, как не с сотворения мира? Корни истории о богах, создавших первого мужчину и первую женщину из древесных стволов на берегу Мирового океана, глубоко проникают в скандинавскую мифологию. И если люди испытывали при встрече с викингами страх и растерянность, не понимая, с чем они столкнулись, у самих викингов никогда не было на этот счет ни малейших сомнений: они были детьми Ясеня, детьми Вяза.

Что на самом деле означает слово «викинг»? Следует ли вообще его использовать, и если да, то каким образом?

Скандинавы VIII–XI веков знали это слово — в древнескандинавском языке vikingr могло употребляться по отношению к человеку, — но они вряд ли назвали бы так самих себя или свое время. Вероятно, для них это значило что-то вроде «пират» и указывало скорее на род занятий, причем не самый распространенный. Это слово определенно не отождествлялось с целой культурой. И даже тогда оно не обязательно имело негативную окраску и не всегда ассоциировалось с насилием — этими смыслами оно начало обрастать в последующие столетия, уже после эпохи викингов. Точно так же это слово не относилось исключительно к скандинавам — его употребляли по отношению ко всем пиратам Балтийского моря и использовали даже в Англии. Аналогичным образом жертвами набегов викингов становились не только люди, жившие за пределами Скандинавии, — тем, кто промышляет морским разбоем, вряд ли свойственна подобная разборчивость. Даже в XI веке в Швеции еще мог появиться рунический камень в память о человеке — некоем Ассуре, сыне ярла Хакана, — «что нес дозор против викингов», то есть защищал свои земли от вторжений ближайших соседей.

Точное происхождение этого слова неизвестно, но наиболее широко распространенная сегодня версия возводит его к древнескандинавскому слову vik — морская бухта. Таким образом, изначально викинги, возможно, были «людьми из бухты» — где их корабли поджидали в засаде проходящие мимо морские суда. Еще одна версия связывает его с регионом Викен на юго-западе Норвегии, откуда, как считалось раньше, приходили первые морские разбойники — возможно, это тоже имеет под собой некоторые основания.