Поели мы, отдохнули и пошли гулять по берегу. Ну, братцы, не поверите, что я увидел! По волнам неслись блестевшие на солнце, как алмазы, горы; за ними плыли материки, острова и скалы, на которых сидели белые медведи и морские чудовища. И всё это из чистейшего, как хрусталь, льда, сверкает и переливается всеми цветами радуги!

Эльфы ушам своим не верили… Как же получилось, что они не знали про такие необыкновенные чудеса!

Немного придя в себя, народец заволновался, зашумел, отовсюду слышалось:

– Непременно нужно и нам туда, к вечным льдам и снегам… Что мы всё сидим да сидим на одном месте! Пора уж мир посмотреть!

– А я могу быть вожаком! – воскликнул Мурзилка. – Дорогу знаю, со мной не пропадёте…

– Ну уж нет! – не согласились эльфы. – Больно ты легкомысленный. Пусть будет старшим дядюшка Заячья Губа: он степенный, серьёзный, да и жизненного опыта у него побольше твоего.

– Ура, пусть так и будет! – закричали малютки, подбрасывая вверх свои круглые шапочки-невидимки.

Заячья Губа, которого выбрали в предводители, был толстеньким старичком и носил круглый год фуражку с большим козырьком. Верхняя губа его, покрытая седыми усами, сильно выдавалась вперёд – за это он и получил своё прозвище.

– К столь далёкому путешествию необходимо хорошо подготовиться, – приступил к своим обязанностям Заячья Губа. – И потому, я думаю, мы не можем пуститься в дорогу раньше, чем выпадет первый снег.

В ту же ночь он отправился к волшебнице Лесунье за цветками папоротника, которые, как говорили, могут сделать кого угодно невидимкой.

– Куда это вы собрались? – удивилась лесная фея.

– Да вот решили новые края посмотреть да себя показать. Путь неблизкий, и мало ли какие опасности могут встретиться в дороге! Вот и хотелось бы запастись цветами папоротника, так, на всякий случай…

– Это хорошо, что ты такой осторожный, – похвалила вожака Лесунья. – Вот тебе целый пучок, на всех хватит.

Эльф поблагодарил волшебницу и, взвалив на спину подарок, отправился к омуту, где в янтарном дворце жила русалочка Морянка.

Той как раз наскучило сидеть дома, и вышла она на берег, устроилась в ветвях плакучей ивы и принялась при лунном свете пересыпать свои несметные сокровища, которые искрились и переливались в её прозрачных ручках неземными цветами. Русалочка громко хохотала от удовольствия, от чего гибкая ива раскачивалась из стороны в сторону.

– Здравствуй, Морянка! – вежливо поприветствовал её Заячья Губа. – Пришёл к тебе за сапожками-скороходами, что в огне не горят и в воде не тонут.

– Знаю-знаю, – не переставая хохотать, воскликнула русалочка. – Вы собрались путешествовать, мне это рыбки рассказали. Изволь, лови! – И она бросила на берег мешок с крошечными сапожками.

Довольный, Заячья Губа взвалил мешок на плечи и отправился к себе, под папоротник.

В хлопотах пролетело лето, за ним незаметно прошла осень, и с первым снегом по всему лесу застучали топоры и молотки. Лесной народ принялся изготавливать из берёзовой коры санки-самокаты, расправляли, вставляли в кусок палочку – и готово! Мастера, довольные своей работой, горели нетерпением скорее пуститься в дорогу.

Суматоха, царившая в лесу, никого не оставила равнодушными.

– У-у-у! – пищали совята на дереве. – Лесные человечки куда-то собираются, у-у! Кто же будет играть с нами в зимние вечера? У-у!

На следующее утро, проснувшись, совята уже не увидели эльфов – в ту же ночь они укатили. Весело летели санки-самокаты по гладкой снежной дороге, погоняемые резвой ватагой. Весело лесному народу, от быстрой езды аж дух захватывает, горят глаза; все стараются перекричать друг друга, но громче всех вопит Мурзилка:

Я ль не я – поглядите на меня:

Разве сам я не пригож, и костюм мой не хорош?

Кору расправляли, вставляли… палочку – и готово!

Вдруг раздался душераздирающий крик. Ехавшие впереди в тревоге оглянулись и с ужасом увидели, что последние сани налетели на дерево и раскололись пополам, а все сидевшие в них исчезли в рыхлом снегу.

Повылезав из саней, все бросились на выручку к несчастным, и вскоре из снега всех извлекли, кроме Мурзилки, которого никак им не удавалось найти. Сотни крошечных ручек с беспокойством продолжали раскидывать сугроб, и прошло немало времени, пока наконец не показались торчащие из снега ножки. Эльфы дружно ухватились за них и вытянули на свет божий их обладателя.

Вид, конечно, Мурзилка имел печальный, когда его выудили из снега: личико покраснело и сморщилось как печёное яблочко, ручки тряслись, фалды фрака прилипли к тонкому тельцу, стёклышко из глаза выпало, а шляпа превратилась в блин. Мурзилка выглядел так уморительно, что друзья, хоть и преисполненные сочувствия, не могли удержаться от хохота.

– Ничего смешного! – напыщенно заявил Мурзилка. – Нет чтобы за храбрость похвалить…

– За храбрость? Какую храбрость? – опешили эльфы.

– Как, разве вы не видели? – прямо-таки взвился Мурзилка. – Как только наши сани налетели на дерево, я первый, защищая остальных, выскочил прямо в снег.

– Да не ври ты, пожалуйста, – неожиданно раздался тонкий голосок. – Я рядом с тобой сидел, и нас обоих просто выбросило из саней. По своей воле ты никогда бы не прыгнул.

Пристыженный, «храбрец» промолчал, и эльфы, наскоро сколотив сани, помчались дальше.

Сани налетели на дерево и раскололись пополам…

Вскоре леса сменились нескончаемыми, безграничными просторами тундры, и путешественникам стали встречаться волки, белые медведи, чернобурые лисицы. В узких санях, запряжённых собаками, ехали по своим делам самоеды; табуны оленей разыскивали под снегом мох. Чем дальше продвигались путешественники, тем пустыннее становилась тундра и туманнее даль. До чуткого слуха эльфов уже доносились грохот и стук сталкивающихся между собой ледяных глыб.