Долгие годы работа Мастерса и Джонсон велась в режиме строгой конфиденциальности, поскольку они сами хотели избежать пристального внимания общественности. Только сейчас, когда многие готовы давать интервью, когда появился доступ к письмам, внутренней документации, к неизданным мемуарам самого Мастерса, мы можем в полной мере изучить их выдающиеся жизни и действительность. Несмотря на все клинические данные, полученные ими в ходе величайшего американского сексуального эксперимента – с участием сотен мужчин и женщин, получивших десятки тысяч оргазмов, – их история во многом состоит из эфемерных и не поддающихся определению аспектов человеческой близости. И по сей день многие задаются вопросом: «Так что же зовут любовью?»

– Т. М.

Лонг-Айленд, Нью-Йорк

Апрель 2009 года

Фаза первая

Джини в детстве

Глава 1

Золотая девочка

Все часто начинается с заднего сиденья припаркованной машины. Давай быстрее, не тяни. На заднем сиденье автомобиля не особо много возможностей для самовыражения.

– УИЛЬЯМ Х. МАСТЕРС

Два луча пронизывали темноту. Резкий свет от фар «плимута» прокладывал путь сквозь неподатливую тьму проселочных дорог Миссури. Авто с Мэри Вирджинией Эшельман и ее школьным бойфрендом Гордоном Гарретом медленно тарахтело по Шоссе 160, широкой асфальтовой дороге без единого уличного фонаря, и только звезды и луна освещали ночное небо.

Для свидания с Мэри Вирджинией Гордон одолжил новехонький автомобиль семейства Гордонов – зеленый седан 1941 года выпуска, с сияющей хромированной решеткой радиатора, выпуклым рисунком на капоте, мощными крыльями и вместительными задними сиденьями. Они проезжали мимо домов с приусадебными участками и огородов, врезанных в покрытые высокой травой прерии. Тем вечером они с друзьями ходили во «Дворец», единственный в городе театр, где мелодии и хореография голливудских мюзиклов спасали их от уныния Голден-Сити. Кинохроника показывала им другой, большой мир, лежащий за пределами крохотного городка с населением в восемьсот человек. Расположенный рядом с плато Озарк Голден-Сити казался более похожим на провинциальную Оклахому, чем на большой Сент-Луис, – и по количеству грунтовых дорог, и по степени религиозного фанатизма.

По пути домой Гордон увел «плимут» с дороги и погасил фары. Шорох шин, жестко трущихся о гравий, вдруг прекратился, и за ним последовала почти осязаемая тишина. Мэри Вирджиния и ее бойфренд припарковались в безлюдном месте, где никто не мог их заметить.

Все еще сидя на переднем сиденье, Гордон расстегнул блузку Вирджинии, задрал юбку и прижался к своей спутнице. Она не шевелилась, не сопротивлялась, просто в изумлении смотрела на него. Мэри Вирджиния никогда прежде не видела пениса, разве что, как она вспоминала уже позже, когда мама меняла подгузник ее младшему брату. Тем вечером, вскоре после своего пятнадцатилетия, Мэри Вирджиния Эшельман, позже известная как Вирджиния Джонсон, познала тайны человеческой близости. «Я ничего и ни о чем не знала», – признавалась женщина, чье выдающееся сотрудничество с доктором Уильямом Мастерсом однажды станет для Америки синонимом к словам «любовь» и «секс».

В ее пуританском доме на Среднем Западе Мэри Вирджинию приучили, что секс – это нечто греховное, что-то далекое от захватывающих романтических книжных историй, знакомых ей по довоенным фильмам. Как и многие женщины ее поколения, она считала, что секс был в лучшем случае неблагодарным делом, имеющим слабое отношение к браку и семье. Спустя годы она будет называть Гордона Гаррета просто «мальчиком с огненно-рыжими волосами». Она скрывала его личность так же, как любую неприятную правду о своей жизни, как ускользающее воспоминание о любви. Спустя десятилетия она признавалась: «Я никогда не была замужем за мужчиной, которого по-настоящему любила». Но она так и не забыла ни Гордона Гаррета, ни тот вечер, когда двое подростков потеряли невинность на окраине Голден-Сити.

У дороги, в тени, юная парочка тискалась на тесном переднем сиденье, а потом перебралась назад. От тяжелого дыхания запотели окна. Автомобиль, все еще редкость для такого места, как Голден-Сити, казался относительно подходящим местом для уединения. Гордон потянул ручной тормоз, чтобы машина не укатилась, пока их внимание было занято совсем другим.

В старших классах Мэри Вирджиния проводила довольно много времени с Гордоном. Он был шести футов ростом[2], с телосложением юного фермера, и достаточно крепким, чтобы играть в школьной футбольной команде, но при этом весьма восприимчивым к изящным музыкальным пристрастиям Мэри Вирджинии. Весь последний год обучения они были парой, их постоянно видели вместе. Гордон был ее кавалером.

Мэри Вирджиния «перепрыгнула» через два класса, и оказалось, что она значительно младше своих одноклассников в Голден-Сити, в том числе и Гаррета, которому уже исполнилось семнадцать. Она была славной – длинные светло-каштановые вьющиеся волосы, внимательные серо-голубые глаза и привычка серьезно поджимать губы. На ее лице часто блуждала загадочная полуусмешка Моны Лизы, которая в любой момент могла превратиться в широкую откровенную улыбку. Как и у остальных Эшельманов, у нее были характерные высокие скулы, прекрасная осанка и идеально прямые плечи. При всей изящности фигуры она обладала довольно выразительной грудью, что позволяло ей выглядеть весьма зрелой, хотя некоторые мальчики из школы отпускали весьма нелестные замечания. «Долговязая, тощая и плоская, – вспоминал Фил Лоллар, парень чуть младше ее, живший на соседней ферме, – обычная девчонка». Но большинство подростков в Голден-Сити восхищались чувством стиля Мэри Вирджинии, которого так не хватало этому месту. Городок был маленьким, а она разговаривала, одевалась и держалась как настоящая леди, так что даже ее друзья из класса выпуска 1941 года не догадывались о ее реальном возрасте. Ярче всего был ее запоминающийся голос – влекущий, тонко настроенный инструмент, развитый благодаря занятиям пением. Старшая сестра Гордона, Изабель, говорила, что одежда Мэри Джейн никогда не выглядела изношенной или неопрятной, как у многих фермерских детей во времена пыльных бурь в 1930-е годы. Девушка ее брата «всегда была чистая, аккуратная и женственная», вспоминала Изабель. «Такая хорошенькая», – добавляла она.

Поездка в новеньком «плимуте» папаши Гаррета казалась верной и правильной идеей – Гордон изо всех сил постарался устроить королевский экипаж для своей принцессы прерий. В отличие от остальной молодежи времен Великой депрессии, Мэри Вирджиния всегда вела себя как человек, уверенный в завтрашнем дне, – может быть, потому, что ее мать, Эдна Эшельман, не допускала других вариантов. «Думаю, она очень нравилась Гордону, – вспоминала другая его сестра, Каролин. – Ее мать жила по принципу “бери от жизни лучшее”, и Мэри Вирджиния была такой же». Сестры Гаррет считали Мэри Вирджинию славной девушкой, такой,