— Не забудь про колье, — носком обуви толкаю по полу футляр.

Стиснув зубы, она выполняет. Не с первого раза, но у нее получается застегнуть украшение. Наши взгляды сталкивается в немом противостоянии.

— Нравится? — с глухой злостью спрашивает Алиса. Я отрицательно качаю головой, шагнув вперед. Она недоверчиво ухмыляется. А, может быть, все еще не понимает, что игры кончились.

— Не обманывай себя, Ран. Ты чувствуешь удовлетворение, наблюдая за моим унижением, — кричит в ней уязвленная гордость.

— Нет, tatlim, не удовлетворение, — приблизившись вплотную, дотрагиваюсь до переливающихся камней на изящной шее. Бриллиантовый блеск на фарфоровой коже привлекает внимание, завораживает. Tatlim блистает даже в этих убогих декорациях, ни на секунду не сомневаясь, что она и есть главное сокровище.

— Тогда что? — допытывается Лиса. Запустив ладонь в рассыпавшиеся по спине пепельные локоны, лениво пропускаю их между пальцами.

— Бесконечное сожаление, — склонив голову, я едва касаюсь губами её лба, и резко отстраняюсь. — Доброй ночи, Алиса, — собрав с пола ворох одежды, разворачиваюсь и иду прочь, оставляя тигрицу в её новой клетке, раз старая пришлась не по вкусу.

Наши дни

Амиран

В палате госпиталя стоит звенящая подавляющая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием неподвижно лежащей на кровати Алисии. Кислородная маска на её лице и капельницы очищают пострадавшие легкие и кровь от ядовитого угарного газа, которого она успела наглотаться, пока висела на краю огненной пропасти. Еще минута, и мои люди, следующие по пятам за убегающей парочкой, не успели бы её вытащить. Гибель tatlim в мои планы не входила.

— Я этого не хотел, — тихо говорю, дотрагиваюсь до её бледной, как воск, руки. Она не слышит, и это к лучшему. Будь Алиса в сознании, то непременно набросилась бы на меня, как дикая кошка. — Приручить тебя лаской не вышло, tatlim, — горько ухмыляюсь я, глядя на трепещущие опаленные ресницы. — И угрозы тебя не испугали. Что же мне делать с тобой, девочка?

Она делает глубокий вдох и продолжает крепко спать. Дыхание Алисы стало гораздо мягче, чем час назад, но мне от этого не легче. Можно убедить себя в том, что она сама бросилась в пекло, но ведь это не так.

Я подтолкнул, дал надежду на свободу, хотя знал, что нет ни малейшего шанса добраться по раскаленному песку до вертолета в отмеренный промежуток времени.

Тем не менее, никто не должен был пострадать.

Даже Каттан.

Я сказал, что буду стрелять, но не сообщил куда. Вертолет являлся изначальной целью поражения. Я, вообще, был уверен, что в последний момент у них хватит ума отказаться от побега. Хотя бы у Каттана. Он-то должен был осознавать, что их мечтам не суждено осуществиться. О чем думал этот влюбленный идиот?

Они оба ненормальные.

Но я — нет. Мне стоило просчитать все варианты и исключить опасность.

А еще я понимал, знал с самого начала, что Алисия бежит не столько за своим Хамданом, сколько от меня. От тех чувств, что я в ней вызываю, а они есть. Есть и много. Ненависть — лишь сотая часть накрывшей её лавины. Она боится не справиться, боится принадлежать, и в тоже время инстинктивно жаждет этого. Часть противоречивой души tatlim хочет, чтобы я решил за нее, избавил от сомнений, лишил выбора. Я даю ей именно это. Забираю весь груз вины и ответственности, принимая решение за нас обоих.

Я не имею права на сомнения, и теперь знаю, насколько далеко моя тигрица способна зайти, готова ли до конца сражаться за то, что считает своей судьбой и выбором.

Во мне по-прежнему нет сомнений, что эта женщина моя. Была и будет.

Сложнее объяснить, чем я вызвал в ней такой ужас?

Она готова бежать по пеплу с ним, чтобы не быть со мной.

— Почему ты так отчаянно сражаешься со мной, tatlim? — еще один вопрос гаснет в тишине палаты. Медикаментозный сон, как минимум, продлится до утра.

 Осмотревшие Алису врачи, заверили, что опасных для жизни повреждений нет. Шок, токсическое отравление и несерьезные ожоги на ступнях, которые со временем исчезнут, не оставив и следа. Три дня под наблюдением докторов в палате, и потом можно смело возвращаться к нормальной жизни.

Но Алиса вряд ли сдастся без боя.  Ее нормальная жизнь не включает меня. А без меня, у нее не будет жизни. Потому что я не согласен. Мне проще пристрелить её, чем отпустить. А значит нет ни одного шанса уйти от меня.

 Вот такая у нас неразрешимая задача, хотя Колман Мердер поспорил бы на этот счет. По его мнению, нерешаемых уравнений не существует, и я склонен ему верить.

Потерев ладонями онемевшее от усталости лицо, смотрю на свою измученную сопротивлением обожжённую тигрицу пару минут и отхожу к окну. Устремив рассеянный взгляд на безупречный ландшафт сада, на время отключаюсь от всех мыслей. Через два часа мне нужно вылетать обратно на очередное срочное совещание, а я не спал больше суток. Частный госпиталь находится на территории моей резиденции и при желании я могу пойти в свои апартаменты, позволить себе час глубокого сна, прежде чем вернуться в рабочий режим, но какого-то черта медлю.

Осторожно открыв дверь, в палату бесшумно проскальзывает Дайан. Я узнаю сестру по шагам. Она приближается ко мне, встает рядом. На Алисию упорно не смотрит. Невзлюбила мою избранницу с первого взгляда. Женское чутье, не иначе.

Какое-то время мы молчим. Я скучаю по сигаретам Мердера, которые все равно бы не смог выкурить в стенах госпиталя. Колман остался на временной базе, развёрнутой на месте аварии, собирает данные, ищет виновных. И найдет. Когда это случится, я смогу выдохнуть свободнее. И, может быть, мы покурим вместе. Но выявление ответственных за взрыв не отменит его разрушительных последствий. Я должен готовиться к худшему варианту развития событий.

— У центральных ворот Адам Саадат, — негромко произносит Дайан. — Он требует, чтобы его пропустили и позволили увидеться с дочерью.

— До утра она будет спать. Я оставлю распоряжение, чтобы его впустили, когда Алиса придет в себя, — резюмирую не терпящим обсуждений тоном. Повернувшись, упираюсь спиной на стекло панорамного окна, скользнув взглядом по напряженному профилю сестры. — Говори, я же вижу, как тебя разрывает, — даю свое официальной разрешение окончательно уделать мои перегруженные мозги.

— Не понимаю, Амиран, — шумно выдыхает Дайан, глядя в сад. — Решаешь проблемы целого королевства, а в женщинах абсолютно не разбираешься. И я догадываюсь почему. Ты столько лет ставил в приоритет воплощения политических амбиций, экономя время для личной жизни.

— Ты утрируешь, Ди. С личной жизнью у меня все в порядке.

— Я говорю не о сексе, Мир. Твои элитные эскортницы не в счет. Ты не умеешь строить отношения.

— Я и не должен этого уметь. Разве наш отец умел? А он — абсолютный монарх.