Последующие за моим пьяным променадом с неожиданным финалом два месяца вспоминать не люблю. Слишком хорошей земной одежды лишился в первую же ночь. Меня побили уроды, которые дали бы по внешнему виду и запаху фору коренным обитателям канализации, банально воспользовавшись шестикратным численным перевесом. Впрочем, тогда я часто получал по морде. Когда пытался объясниться с населяющими этот город людьми и нелюдями. Когда заходил куда не следует. Когда пытался просить подаяние на территории, для того не предназначенной. Когда встречался с профессиональными нищими, в чью сферу влияния влез. Заработал множество зуботычин, несколько ударов хлыстом, пару порезов и один ожог холодом от прохожего, оказавшегося магом. Выжил чудом. Ну и еще благодаря повышенным, по сравнению с местными, физическим кондициям. Средний рост человека в мире, не знающем о благотворном влиянии акселерации, составлял где-то метр шестьдесят, практически как в нашем земном Средневековье. Эльфа или орка – шестьдесят пять. Гномы вообще до ста пятидесяти сантиметров в большинстве своем сильно не дотягивали. Выше меня оказались разве что двухметровые огры, трехметровые тролли и великаны, чьи размеры уже приближались к четырем метрам. Поскольку последние были удивительно антропоморфны, за исключением размеров, то именно за их дальнего потомка меня обычно и принимали. Но этих рас, к счастью, в Ироле не было или почти не было. Иначе бы я, боюсь, просто умер с голоду. А так – выжил, расталкивая конкурентов и отправляя их в стихийно вспыхнувших драках одним ударом в нокаут. Погружение в языковую среду – великое дело, первые слова на чужом диалекте запали в память уже через пару дней. А через три-четыре недели я оказался уже в состоянии произнести такие сложные конструкции, как «Дайте, пожалуйста, еды» и «Не бейте». Конец скитаниям положил нежданно-негаданно появившийся заработок. Каким-то чудом мне тогда повезло прибиться к артели оборванцев, которые выполняли для купцов на одном из местных рынков тяжелую работу, в основном таскали здоровенные бочки и ящики. Меня и оттуда пытались выжить, но я, доведенный тогда до состояния, граничащего то ли с сумасшествием, то ли с голодным обмороком, принялся отмахиваться от желающих прогнать чужака прилавком, по своим габаритам напоминающим скорее столик, свистнутый из детского садика. Конкуренты отступили, а торговец, чьим рабочим местом, к счастью, уже пустым от товаров, я воспользовался, оценил легкость порхания неподъемной для аборигенов деревяшки и, кликнув стражников, заставил меня в качестве штрафа перетаскать для него несколько десятков мешков с луком из одного склада в другой. За труды были выданы миска с супом, в котором, правда, мясом даже и не пахло, и медная монетка. Настоящее богатство для попавшего в чужой и враждебный мир землянина! Впрочем, посудину, после того как она опустела, слишком быстро, на мой взгляд, пришлось вернуть. Добавки не дали и указали на дверь. Но когда на следующее утро я явился к торговцу и произнес с вопросительной интонацией: «Работа?», то смог довольно быстро заполучить еще одну.

Постепенно втянулся. Какие-то деньги и продукты лучше, чем полное отсутствие и того, и другого, да и местная община грузчиков скрепя сердце решила не гнать новичка, ограничившись далеко не символическими поборами в пользу ее неформального главы, а с концом лета так и вообще наступила пора изобилия. Под жарким солнцем привезенная с окрестных деревень еда частенько сгнивала прямо на прилавках до состояния, исключающего возможность продажи, и ее выбрасывали. Особенно много было подгнивших с одного бока мелких яблок, заставлявших с гордостью и грустью вспоминать достижения наших селекционеров, – плоды размером с кулак. А нищие грузчики не тот народ, чтобы пренебрегать чем-либо, хотя бы теоретически годным в пищу. Но еды все равно хотелось больше. Во всяком случае мне. Всегда. Да и Кроту, пожалуй, тоже. С этим полуорком мы сошлись по той простой причине, что нас обоих одинаково ненавидели, считая недочеловеками. Его – за зеленого цвета кожу и широкий ассортимент клыков. Меня – за габариты, местным людям не свойственные. Раньше на вопрос, кто затесался в предки странно коверкающего слова верзилы, тролль или великан, я пытался что-то объяснять, но разе на сотом бросил, перейдя к стандартному ответу «не знаю». Это никого не удивляло. Отбросы общества, которыми и являлись оборванцы-грузчики, и матерей-то своих не всегда могли назвать с уверенностью, а уж отцов…

В общем, спуститься ниже по социальной лестнице в этом обществе было сложно. Мое имя, никому тут не интересное и, на взгляд местных, слишком сложное, сменилось обидным прозвищем Проглот, и на него пришлось учиться мгновенно откликаться.

– Слушай, есть идея, как заработать быстро и достаточно много. – Полуорк, наконец-то вставший с того нагромождения тряпок и веток, которое наивно считал самой настоящей кроватью, прервал нежданно-негаданно нахлынувшие воспоминания.

– Ужели ты в бандиты решил податься? – скептически хмыкнул я. – Вздернут. Нас с тобою с кем-нибудь сможет перепутать разве что слепой, а если убивать, то найдут при помощи некромантии. Да и местные работники ножа и дубинки, боюсь, нежданно-негаданно появившимся конкурентам не обрадуются. Остается лишь вопрос, кто будет быстрее, они или стражники.

В приговоре суда, если таковой вообще проведут ради двух оборванцев, сомнений не возникало. Местное правосудие отправляло осмелившихся привлечь его внимание людей, если они, конечно, не были способны откупиться, либо на виселицу, либо в рудники, где жили немногим дольше, чем в концлагерях фашистской Германии. Впрочем, возможен и еще один вариант. Колдунов и покусившихся на королевскую семью сжигали. Но ни к первой, ни ко второй категории ни я, ни Крот не принадлежали даже теоретически. Венценосных особ если и видели когда, то только на крупных монетах, а дар волшебства редок и, как правило, передается по наследству. Родиться с ним – большая удача для представителей любой расы. Конечно, теоретически любое существо, разумное и не очень, может овладеть способностью к чародейству, но одни народы были традиционно более богаты магами, чем другие, а поголовной одаренности колдовской силой в природе не имелось. Эльфы, лидирующие по этому и многим другим параметрам, могли похвастаться лишь одним одаренным на десяток-другой остроухих. Проверить, можешь ли ты творить заклинания, очень легко. Даже самые слабые чародеи видят потенциальных волшебников по особенностям ауры, содержащей помимо жизненной энергии некоторый запас магической силы. Моя же оказалась самой обычной, ничем не выделяющейся. Даже если бы нашлись те, кто стал бы обучать подобного бездаря за очень большие деньги пользоваться его минимальным талантом, то лет через десять медитаций он бы сумел поджечь взглядом свечу. Или размазать в лепешку севшую на нос муху. На большее бы способностей не хватило. А дальнейший прогресс для обывателей и вовсе считался менее вероятным, чем ударившая в разгар зимы сорокаградусная жара. Я обо всем об этом узнал у двух гадалок и старичка, приторговывавшего эликсирами на рынке. И никто из них шарлатаном стопроцентно не являлся, ибо подобные кадры не могут долго практиковать на одном месте при наличии коллег, действительно способных проклясть насмерть.

– Не такой я дурак, – показал в оскале улыбки клыки полуорк. – Но дело будет сложное. И один я с ним точно не справлюсь.