Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так почему я взялась за книгу про еду и город, и почему именно сейчас? Кажется, тема назрела — города уже сейчас поглощают три четверти ресурсов нашей планеты, а к 2050 году их население должно удвоиться. Подлинный ответ, однако, заключается в другом: «Голодный город» — результат увлечения длиною в жизнь. Я писала эту книгу семь лет, а материалы для нее собирала, можно сказать, с детства, хотя по большей части даже не подозревала, что результатом станет эта — или вообще какая-либо — книга. «Голодный город» — это взгляд на наш образ жизни глазами женщины, в десять лет решившей стать архитектором, а затем всю жизнь пытавшейся понять, зачем ей это нужно.
Меня всегда интересовали здания — может быть потому, что я родилась и выросла в центре Лондона. Однако я никогда не ограничивалась их внешним видом или материальной формой. Куда больше я хотела узнать, как в них живут. Как внутрь попадает еда, кто ее готовит, где держат лошадей, что происходит с мусором — эти детали завораживали не меньше, чем идеальные пропорции фасадов. Важнее всего для меня было то, как одно исподволь определяет другое: само собой разумеющееся разделение здания на публичное и частное пространства или на зоны для слуг и господ, а также тончайшие сплетения таких границ. Полагаю, меня всегда манили скрытые взаимосвязи.
Наверное, эта тяга появилась у меня в детстве, когда я проводила каникулы у дедушки с бабушкой в курортном Борнмуте. В принадлежавшей им гостинице я с восторгом исследовала и «авансцену», и «закулисье», особенно ценя возможность свободно переходить из одной части в другую. Впрочем, я всегда предпочитала служебные помещения: посудную кладовку, заставленную чайниками и грелками, прачечную со стопками свежевыглаженных, аккуратно сложенных простынь, пропахшую табаком и мастикой для мебели швейцарскую с ее древней конторкой. Но еще больше меня влекла кухня с потертым плиточным полом и липкими от жира крашеными стенами, с огромными кусками масла, грудами нарезанных овощей и раскаленными плитами с медными кастрюлями, полными кипящего ароматного бульона. Я любила эти места не только за их уютную прагматичность, но и потому, что от парадных помещений для постояльцев, где царили изысканная любезность и старинная мебель, их отделяла лишь обитая зеленой байкой дверь на пружинных петлях. Подобные переходы завораживают меня до сих пор.
Оглядываясь назад, я догадываюсь, что именно тогда полюбила все, что связано с едой, хотя лишь много позже мне пришло в голову, что обе мои страсти — еда и архитектура — на деле представляют собой две части единого целого. Архитектуру я сделала своей профессией — сначала учась в Кембридже, а потом, через два года после выпуска, вернувшись туда уже преподавателем. К тому времени я поняла, что архитектура представляет собой самое полное воплощение человеческого обихода, что ее социальный контекст — это политика и культура, материальный — ландшафт и климат и что города являются ее высшим проявлением. Архитектура охватывает все аспекты жизни людей, поэтому ее преподавание в специализированном заведении неизбежно ограничивало меня. Я все больше ощущала: чтобы познать архитектуру, нужно отстраниться от нее — только тогда ты поймешь ее суть. Мне казалось, что в традиционной дисциплине под названием «архитектура» не хватает жизни — того самого, чему она по идее посвящена. То же самое я заметила и при работе в бюро: обсуждая проекты с клиентами, я поймала себя на том, что каким-то образом приучилась говорить и мыслить на профессиональном жаргоне, отсекающем непосвященных. Мне показалось, что это не просто неправильно, но и потенциально опасно. Как архитекторы собираются создавать пространства для людей, с которыми они даже не могут нормально объясниться?
Я начала размышлять, как преодолеть этот разрыв: привнести жизнь в архитектуру, а архитектуру — в жизнь. В 1990-е эти поиски привели меня в Рим, где я изучала эволюцию повседневного уклада городских кварталов на протяжении двух тысяч лет, и в Лондонскую школу экономики, в которой мне доверили руководство первой в ее истории студией градостроительного проектирования. Работа в Лондоне была весьма увлекательной: архитекторы, политики, экономисты, застройщики, социологи, эксперты по жилищным вопросам и инженеры собирались в одной аудитории, пытаясь (безуспешно) найти общий язык для обсуждения городских проблем. Именно тогда у меня появилась идея: связующим звеном между ними может стать еда. Что получится, думала я, если попробовать взглянуть на город с этой точки зрения? Я была уверена, что это возможно, но понятия не имела, с чего следует начать и к чему это приведет. С тех пор прошло семь лет, и результат перед вами.
Эта книга задумывалась как попытка описать один город, Лондон, через его взаимодействие с едой, но в конечном итоге она представляет собой нечто большее. Только работая над «Голодным городом», я поняла, что случайно обнаружила связь настолько глубокую, что ее практические последствия буквально безграничны. Писала я долго, но странность была в том, что многие темы, которые я старалась увязать: путь еды от поля до стола, эпидемия ожирения, урбанизация, влияние супермаркетов, истощение запасов нефти, климатические изменения — в это же самое время начали все больше привлекать внимание общества. В конечном итоге дело дошло до того, что, едва включив радио или телевизор, я кидалась к компьютеру, чтобы делать заметки. Современная Британия непрерывно обсуждает еду, всякий раз поворачивая эту тему по-новому. Возьмусь предсказать: к тому времени, когда вы начнете читать мою книгу, картина уже снова изменится. Не важно — в «Голодном городе» есть элемент злободневности, но главные ее темы стары, как сама цивилизация.
Работая над столь широкой по охвату книгой, я должна была тщательно выстраивать ход своих рассуждений. «Голодный город» — не энциклопедический труд: это скорее введение в определенный образ мыслей. Лондон и другие города Запада выбраны тут, чтобы подобраться к вечным вопросам вселенского охвата, чтобы через взаимосвязь с едой проанализировать развитие городской цивилизации от Древнего Востока до Европы, Америки и современного Китая. Я проследила весь путь еды от земли или морских глубин до города, через рынок или супермаркет на кухню и обеденный стол, а затем на свалку и снова к началу нового цикла. Каждая глава начинается с зарисовки из жизни современного Лондона; в каждой анализируются исторические корни соответствующего этапа «путешествия» еды и возникающие в связи с ним вопросы. Главы посвящены сельскому хозяйству, транспортировке продовольствия, торговле продуктами питания, приготовлению еды, ее поглощению и утилизации отходов — тому, как эти процессы определяют нашу жизнь и меняют нашу планету. В заключительной главе ставится вопрос о том, как еда может помочь нам переосмыслить города, научив нас лучше планировать пространство в них и вокруг них, а следовательно, и лучше жить.
Работа над «Голодным городом» настолько сильно изменила мое мировосприятие, что теперь уже и не вспомнишь, как я смотрела на вещи раньше. Научившись замечать вокруг себя еду, я как будто приобрела широкоугольное зрение, начав осознавать взаимосвязи между, казалось бы, несопоставимыми явлениями. Надеюсь, что знакомство с книгой изменит и ваш взгляд на вещи, что она покажет вам, какое мощное влияние еда оказывает на всю нашу жизнь, и даст вам силы и стимул уделять еде больше внимания, а значит, участвовать в созидании нашего общего будущего.