– Дочитаешь, верни мне, пожалуйста, – Лизка встала и быстро вышла с летней веранды.

Я продолжила читать, – догнать и извиниться я всегда успею, хочет поплакать – пусть плачет. «Попробовала поделиться с Кирой, она отмахнулась от меня. Продолжаю делать вид, что ничего не происходит». Дальше читать я не стала, закрыла блокнот, положила его в рюкзак и пошла на поиски Лизки. Спросила хозяина гостиницы, он ответил, что она вышла из ворот минуту назад. Я бросилась к воротам, она сидела на лавке напротив входа и уходить никуда не собиралась.

– Верни блокнот, – хмуро сказала Лизка.

– Лиз, – я села с ней рядом и положила руку на её плечо, – я думала это очередная твоя писанина, не знала, что это настоящий дневник.

– Ничего страшного, больших секретов у меня от тебя нет, – она взяла меня за руку, – а самые страшные секреты и не стану записывать, иначе они точно попадут в чужие руки.

– Я отмахиваюсь?

– Отмахиваешься, – она крепко сжала мою руку, – но ты права, моя тревога не имеет ничего общего с тем, что происходит в действительности.

Мимо, лениво глядя перед собой и помахивая хвостом, прошла белая лошадь без седла на спине. На юге это обычное дело, и, что самое удивительное, лошадь знает, куда она идет.

– Как собака прям, да? – ткнула меня в бок Лизка.

– Умная, идет себе, никого не трогает, – констатировала я, и мы засмеялись.

Я вытащила из рюкзака блокнот, Лизка молча взяла его, и я почувствовала, что она, и правда, не сердится.

– Утром Ян звонил, – вполголоса сказала я, – пока я в ванной была.

– Ого, – удивилась Лизка.

Ян это мой дядя по отцу, обычно он звонил мне по пять раз в день по любому поводу, в отпуске я попросила его не тревожить меня и, на удивление, он послушался. Думаю, стоит сказать, что мой отец был известным писателем, когда он умер, мне было семь лет, теперь моя семья состоит из Лизки и бабушки, которая взяла попечение надо мной, едва мой отец издал первую книгу. Ян организовал крупное издательство, работающее под фамилией моего отца, а на нашей даче в Подмосковье пытался организовать небольшой музей, однако, учитывая его занятость, музей быстро оказался заброшенным. Одно время я испытывала жгучее чувство стыда, что не могу заняться музеем, Лизка порывалась навести там порядок, но я сказала свое строгое «нет». Не могу и не хочу, чтобы в вещах моего отца рылись и выставляли их на всеобщее обозрение. Бабушка, к счастью, была не против моего решения. Хотя отца она боготворила всю его жизнь, даже когда он был ничем не примечательным студентом факультета журналистики. Права на книги отца перешли мне, поэтому Лизка догадывалась, почему мог позвонить Ян. Кстати, гонорары тоже переходили на мой счет, которым воспользоваться я могла только по достижении двадцати одного года. Я уверена, что после двадцати одного года я узнаю об очередной хитрости дяди «во благо общего дела».

Ян очень замкнутый по натуре человек и очень интересный мужчина для своих лет. Несколько раз был женат, но последние лет пять мой дядя был одинок и, наверняка, слыл одним из завидных холостяков. Ежегодно его издательство совершенно бесплатно издавало книгу одного молодого автора, конкурс там был совершенно дикий, даже учитывая массу критериев отбора. Этого автора выбирал лично Ян, каждый год, оставляя множество обиженных, и давая поводы для подозрений в его подкупе или необъективности оценки. Я одно время читала тексты, пригодные к изданию, сейчас забросила. Моих доводов Ян слышать не хотел и каждый год удивлял критиков своих неожиданным выбором. Ежегодно он придумывал особенное условие, в этом году он планировал сделать лимит в два часа, чтобы начинающие авторы успеть передать свои тексты посыльным на вокзалах в нескольких крупных городах. В каких именно, Ян еще не придумал. Я была возмущена этим требованием, ведь не каждый может приехать, к примеру, в Ялту и передать материал посыльному. На что получила четкий ответ Яна:

– Всегда можно найти человека в Ялте и попросить его передать текст.

– А если он тебя обманет? И ничего не передаст?

– Значит, ты выбрала не того человека, Кира. Я один раз в год дарю случайному человеку шанс сделать что-то значимое, возьми и приложи к этому усилие.

– Ты водишь их за нос.

– Отнюдь, я честно говорю, что выберу только одно произведение, которое понравится лично мне. А организация небольшой игры – приключение, которое я дарю каждому. Абсолютно бесплатно.

– Тебе скучно жить?

– Нет, я делаю любимое дело, надеюсь в этом году ты мне поможешь.

– Да ни за что! – отказалась я.

И тут меня осенило. Он звонил по поводу игры, конечно же!

– Лизка, – шепнула я.

– Чего? – шепнула она в ответ.

– Я знаю, почему он звонил.

– И почему?

– И почему не перезвонил, тоже знаю.

– Расскажи, – загорелись Лизкины глаза.

– Попозже, когда все выясню, хорошо? Думаю это связано с ежегодной игрой.

– А, благотворительная косточка, – едко прокомментировала Лизка, – плевок в лицо остальным. Я каждый год присылаю ему рассказы под псевдонимом, ты же знаешь?

– Знаю, – кивнула я, – и каждый год я говорю тебе, что он издаст только повесть в сто страниц. Ян не делает исключений и всегда следует правилам, Лизка, он такой человек. Пусть даже твой рассказ все литературные критики признают гениальным и наперебой начнут издавать все издательства, Ян не издаст.

– Если мой рассказ издадут другие издательства, издательство твоего дяди мне ни к чему.

– Только ты не носила другие издательства ни этот, ни предыдущие рассказы, верно?

– Верно.

– Значит, ты приняла эту игру! – весело сказала я и обняла Лизку, она всхлипнула мне в плечо.

Я понимала, что ей обидно, но издать ее рассказ за свои деньги мне не представлялось возможным. Здесь важно огромное желание, а не попытка взять измором моего дядю. Нужно отдать ей должное, когда она узнала, кто я такая, она не ткнула мне в лицо пачкой рассказов или стихов, как это делали многие мои знакомые, с просьбой прочесть. Я отказывала всем, ничьи рукописи даже в руки не брала, не то чтоб пробежать их глазами. Если в моем окружении появлялся человек, который писал, я сразу прекращала с ним близкое общение, поэтому творческих людей в моем окружении не было, я сознательно общалась с людьми, далекими от литературы. Потому что творческие люди с детства вызывали у меня только недоверие и, в редких случаях, жалость.

Когда я все-таки притащила Лизку домой, она неуклюже стащила с головы шапку и просто обалдела, увидев мою книжную полку, на которой были все издания книг отца. Поинтересовалась, поклонница я или как? Я честно ответила, что нет. Тоже, еще одно очко Лизке: она не попросила книгу в подарок или «почитать» и не стала задавать глупых вопросов, на тему каково это быть дочерью известного писателя? Единственное, что она ответила мне: «Здорово, Кира!»– и отправилась помыть руки. Моя бабуля старательно накрывала стол, она знала, если я привела к нам в дом человека, значит, ему можно доверять. Моя бабушка, несмотря на наш хороший достаток, была классической приемщицей гостей и, в чем частично была заслуга достатка, виртуозом застольных бесед на любую тему.