Мать и отец согласились. Они втроем явно сговорились против него.

Ченс притворился, что согласен.

«Да, сэр, мне нужно расплатиться с долгами, и я сделаю это как можно быстрее, с должным прилежанием».

Он произнес какие-то заученные слова. Отец смотрел на него с выражением «кого ты разыгрываешь, парень?» — однако на мать и Рамли это, похоже, произвело впечатление.

Директор пожевал губами.

«Общественные работы».

О, черт.

И вот к чему это привело.

Он сидит в офисе Организации спасения Болота в одиннадцатый вечер своего тридцатидневного наказания. Мерзкая тесная комнатка со стенами цвета дерьма, на которых нарисованы утки, жуки и прочая пакость. Единственное грязное окошко выходит на стоянку, где припаркованы только две машины — его и Дабоффа. В углу лежит стопка наклеек на бамперы, которые, по идее, положено выдавать любому посетителю.

Но посетителей не было, и Дабофф оставил Ченса одного, и ему оставалось только размышлять о том, как глобальное потепление нагревает утиные задницы, что заставляет птиц бросаться на самолеты, большие ли члены у жуков, и так далее.

Чертовы тридцать вечеров, испортившие ему все летние каникулы.

Сидеть тут с пяти до десяти вечера, вместо того чтобы гулять с Сарабет и друзьями, — и все из-за социальной нормы, которой придерживаются четыре из пяти человек.

Когда звонил телефон, Ченс чаще всего игнорировал его. А когда он отвечал, это всегда оказывался какой-нибудь неудачник, которому нужно было указать дорогу к болоту.

«Зайди на чертов веб-сайт или воспользуйся услугами “Мэпквест”, придурок!»

Ченсу не было позволено звонить отсюда кому бы то ни было, но со вчерашнего дня он приладился разводить Сарабет на секс по мобильному телефону. Она влюбилась в него еще сильнее за то, что он не сдал ее Рамли.

Ченс сидел, пил из жестянки ставший теплым «Джолт»[2]. Нащупал в кармане штанов пакет с едой, но решил: «Попозже».

Еще девятнадцать вечеров строгого заключения. Он начинал чувствовать себя одним из членов «Арийского братства»[3].

Две с половиной чертовых недели, пока он, наконец, не будет свободен от этих лютер-кинговских работ. Ченс взглянул на свои наручные часы. Девять двадцать четыре. Еще тридцать шесть минут, и он сможет уйти.

Телефон зазвонил.

Ченс проигнорировал его.

Телефон продолжал звонить — десять звонков.

Ченс позволил ему умереть своей смертью.

Минуту спустя телефон зазвонил снова, и он решил, что, наверное, нужно ответить: вдруг это Рамли проверяет его?

Откашлявшись и войдя в образ Мистера Искренность, Ченс поднял трубку.

— Организация спасения Болота.

Молчание на другом конце провода заставило его улыбнуться. Кто-то из друзей разыгрывает его, скорее всего, Итан. Или Бен, или Джаред.

— Слушай, колись, все и так всплыло.

Странный шипящий голос произнес:

— Всплыло? — Жутковатый смешок. — Кое-что потонуло. И погребено в вашем болоте.

— Ладно, приятель…

— Заткнись и слушай.

От такого обращения кровь бросилась Ченсу в лицо, как бывало в те моменты, когда он готов был перехватить мяч у какого-нибудь разгильдяя из команды противника, а потом принять невинный вид, когда тот начинал хныкать, что его оттолкнули.

— Отвали, чувак, — сказал Ченс.

Шипящий голос продолжил:

— Восточная сторона болота. Взгляни и найдешь.

— Можно подумать, мне…

— Мертвое, — перебил его Шипящий. — Кое-что очень-очень мертвое. — Смешок. — Чувак.

И связь оборвалась прежде, чем Ченс успел сказать ему, чтобы он засунул свое «кое-что мертвое» в…

Голос от двери спросил:

— Ну, как дела?

Лицо у Ченса все еще горело, но он опять напустил на себя вид Мистера Искренность и поднял взгляд.

В дверях стоял Дабофф в футболке с эмблемой «Спасем Болото», дурацких шортах, слишком сильно открывавших его тощие белые ноги, и пластиковых сандалиях, совершенно по-тупому выглядевших на старике с седой бородой.

— Здравствуйте, мистер Дабофф, — ответил Ченс.

— Привет-привет. — Дабофф отсалютовал ему, подняв кулак. — Ты взглянул на цапель перед тем, как прийти сюда?

— Пока нет, сэр.

— Невероятные птицы. Величественные. Вот такой размах крыльев. — Он вытянул в стороны морщинистые руки.

«Зря ты считаешь, будто мне есть до этого дело».

Дабофф подошел ближе; от него кошмарно воняло органическим дезодорантом, который он пытался всучить еще и Ченсу.

— Совсем как птеродактили. И умелые рыболовы.

Ченс полагал, будто цапля — это и есть рыба, пока Дабофф не сообщил ему обратное.

Тот устроился поблизости от стола, обнажив в улыбке ужасные зубы.

— Богачи в Беверли-Хиллз не любят, когда в сезон кормления птенцов цапли прилетают и поедают их драгоценных карпов-кои. Кои — это извращение. Мутация, которой люди подвергли бурого карпа, перепутав все ДНК, чтобы получить эту дикую расцветку. Цапли — это сама Природа, великолепные хищники. Они кормят птенцов и восстанавливают истинный природный баланс. Чтоб эти типы из Беверли-Хиллз провалились, ага?

Ченс улыбнулся.

Должно быть, эта улыбка была недостаточно широкой, потому что Дабофф вдруг нахмурился.

— Ты ведь живешь не там, если я правильно помню?

— Нет, сэр.

— Ты живешь в…

— Брентвуде.

— В Брентвуде, — повторил за ним Дабофф, точно пытаясь сообразить, что бы это значило. — Твои родители не держать карпов-кои?

— Нет. У нас даже собаки нету.

— Это хорошо с вашей стороны, — отозвался Дабофф, похлопав Ченса по плечу. — Они все равно что рабы, эти домашние питомцы. Вся эта идея ничем не лучше рабства.

Его рука по-прежнему лежала на плече Ченса, и тот задумался — может быть, этот тип педик?

— Ну да, — произнес он, слегка отодвигаясь.

Дабофф почесал колено, опять нахмурился и потер розовый волдырь.

— Остановился у болота, чтобы проверить, не накидали ли там мусора. Должно быть, там меня кто-то укусил.