Ванда... Нескладная, голенастая, с плоской грудью, с каре-зелеными кристально прозрачными, словно подсвеченными изнутри, глазами, вечно в легких струящихся платьях одного покроя: коротких, без талии или с завышенной талией (может быть, стеснялась своей маленькой груди?).

Вот она стоит на обрывистом берегу реки... Шелковистая ткань полощется, обвивает длиннющие ноги, пузырится от порывов ветра, и Ванда зажимает подол между коленей...

Такой она навсегда осталась в памяти Стива, запечатлелась где-то на внутренней стороне сетчатки, чтобы нет-нет да и ожить перед глазами такой ослепительно яркой вспышкой, что внутри все болезненно сжималось.

Нет, Стив не вспоминал о ней, ее образ угнездился где-то глубоко в голове, где не было места мыслям, а было... что? любовь?

Нет, нет и еще раз нет.

В тот вечер Ванда нарядилась в одно из таких платьев — она сама их шила. С какой-то нервозной кокетливостью она вертелась перед Стивом и все спрашивала:

— Хороша, да?

Стив с готовностью подтверждал — пусть и с напуском иронии, но не кривя душой. Для него она была краше всех на свете. Он как-то уже привык к тому, что обречен любить ее безответно, и прикрывал свою преданность дружеской фамильярностью. Ведь она считалась невестой Дейва.

Значит, все-таки любил? В то время — да. Но не потом, после той злосчастной ночи.

Саму вечеринку Стив почти не помнил. Наверное, просто постарался забыть. Как и все, что случилось после нее. Безжалостно вытравлял потом из памяти.

Запомнилась самая малость. К примеру, то, что Мэтт через него передал Ванде подарок — французское шампанское «Вдова Клико», попавшее ему в руки от благодарного клиента, который приобрел на ранчо племенного жеребца. Кажется, София рано покинула вечеринку, уехала в Редсвилл на очередное выяснение отношений со своим старым приятелем Доном.

Как-то так получилось, что Стив вдвоем с Вандой оказались на берегу Красной реки. Ванда решила проводить его и прихватила подарок — «Вдову Клико», которую София припрятала в буфет. Они собирались искупаться, но перед тем уселись на берегу, открыли бутылку — с трудом, со смехом и визгом. Ванда вообще в тот вечер была неузнаваема: слишком уж шумно веселилась, со всеми задиралась, может, и гостей раньше срока разогнала своей суетливостью.

Поплавать им не удалось — хлынул ливень, они промокли до нитки, но Ванда все не унималась, в нее как бес вселился, и Стив тоже заразился ее безумным весельем; под проливным дождем он пил шампанское прямо из горлышка, обливал им Ванду, шипучие брызги смешивались с дождевыми струями, и она, запрокинув голову, хохоча, ловила их ртом. Потом были какие-то дикие пляски и догонялки по мелководью. Потом... потом ее тело, облепленное мокрым платьем, оказалось в его объятиях. Хохоча, она извивалась в его руках, то ли вырываясь, то ли прижимаясь крепче. Платье задралось, и... она всей своей тяжестью повисла на Стиве. Перед его глазами поплыл красный туман, и он, не помня себя, вошел в нее, просто не мог не пронзить ее своей восставшей плотью — ни о чем не думая, не понимая, что с ним происходит. Словно какой-то чудовищный взрыв сотряс его изнутри, разнеся вдребезги сознание, тело и весь мир вокруг, снова и снова прокатываясь по нему затухающим эхом, заставляя с ног до головы содрогаться от нестерпимо сладкой боли.

Сознание вернулось к нему лишь тогда, когда мышцы невольно напряглись, удерживая бесчувственную, выскальзывающую из его рук Ванду. Она оседала к его ногам как неживая тряпичная кукла — намокшая и потому ужасно тяжелая. В сполохе молнии он увидел ее лицо, мертвенно-белое, с тускло блестевшими из-под опущенных ресниц белками глаз.

Превозмогая оцепенение и ужас, Стив вытащил бесчувственное тело с мелководья на берег и стал делать Ванде искусственное дыхание. Неумело, пытаясь вспомнить, как это выглядит в фильмах.

К счастью, долго ему трудиться не пришлось. Пару раз нажав на грудную клетку и прижавшись ртом к ее губам, он почувствовал, как она напряглась. Почти сразу же глаза ее открылись, какое-то мгновение бессмысленно смотрели на него, затем вспыхнули гневом. Приподнявшись и одной рукой оттолкнув его, другой Ванда влепила ему оглушительную пощечину.

— Ты... ты!.. Как ты смеешь целовать меня! — завизжала она и, вскочив на ноги, бросилась, вернее поковыляла, прочь от него, вверх по склону, поскальзываясь на размокшей глине и цепляясь за кустарники.

Стив стоял ни жив ни мертв, тупо глядя ей вслед. В голове звенела пустота, у него даже не возник порыв догнать ее и поддержать, когда она, споткнувшись, едва не упала на крутом склоне. Единственное, что ему хотелось, — это провалиться сквозь землю. Бесследно, навсегда.

— Вот приедет Дейв — я все ему расскажу! — в ярости вопила Ванда, карабкаясь по склону. Но наверху, гордо распрямившись, милостиво крикнула через плечо: — Ладно, ради нашей дружбы пощажу тебя, ничего Дейву не расскажу! Но чтобы это было в первый и последний раз!

И уже твердым шагом, высокомерно вскинув голову, двинулась дальше и вскоре растаяла в темноте.

А наутро, едва Стив успел забыться тяжелым сном, к нему в комнату ворвалась сияющая парочка. С хохотом растормошив его, Ванда ликующе объявила, что Дейва в колледж не приняли — сочли более достойным другого кандидата, но она, к счастью, догадалась сегодня ночью навестить его и утешила, как могла. Теперь они принадлежат друг другу.

— Правда ведь? — она восторженно взглянула на Дейва. — Теперь мы фактически муж и жена, так что через месяц добро пожаловать, Стив, на свадьбу!

Стив слушал ее в оцепенении.

Она ничего не знает. Не знает, что принадлежала ему первому.

Эта мысль пронзила голову сверлящей болью, и он зажмурил глаза, удерживая закипающие слезы.

И никогда не узнает.

Вцепившись руками в изгородь, Стив загнал в ладонь занозу. Острая боль отвлекла его от воспоминаний. И к лучшему. Ему не доставляло удовольствия оживлять в памяти тот день. Хотя одному Богу известно, сколь часто он видел его во сне.

Его душили эмоции. Стив снова посмотрел на дом. Сквозь кухонные занавески он видел своих кузенов. Они, вероятно, все еще находились в шоке от новости Мэтта. Стиву, наверное, надо было остаться с ними и обо всем поговорить. Но что здесь можно сказать? И так понятно, что они должны делать. Тут не о чем говорить, нечего решать.

Дейв погиб. У Дейва есть сын. Вот и все.

В это время дверь черного хода открылась, и на веранду вышли Алек и Кевин. Они тут же увидели его и пошли к нему. Стив навалился спиной на изгородь. Заноза в ладони саднила, и он сложил руки на груди. Собака Мэтта Шеба протиснулась в медленно закрывающуюся дверь и бросилась за Алеком и Кевином. Алек наклонился и взял ее на руки.

Стив посмотрел на лица кузенов, и ему в глаза бросилось фамильное сходство. Их бабушка, покойная жена Мэтта, говаривала, что все трое — настоящие Беренджеры. Мускулистая фигура, темные волосы и глаза, упрямый подбородок, умная голова — все это неизменно производило впечатление на слабый пол.