деньгами и увидел, что глаза его несколько смягчились и все более всматривались в меня.

— Борька Синев! Это ты?! — как будто отряхнувшись от оцепенения, с широкой улыбкой прокричал вор. — А я думаю — ты, не ты? Не узнал меня? — все еще с неугасающей радостью выкрикивал неизвестный мне человек.

— Ну хорошо, сейчас точно узнаешь!

Вор начал подпрыгивать, стуча старыми башмаками о твердый и мокрый от дождя асфальт.

Я все еще с изумлением смотрел на сумасшедшего, хлопая глазами от перенесенного испуга. Одной рукой танцующий прищелкивал пальцами мелодию, а второй обрубок руки бился об его ребра, покачиваясь из стороны в сторону. Но что-то знакомое было в его танце, взгляде.

— Подожди, подожди! — воскликнул я. — Неужели сам Павел Лучников!

— А! Здорово! Как жизнь?!

Минут десять мы перекликались дружелюбными фразами, стоя в мокром, темном и ненавистном мне переулке. Пока мой неожиданный друг не пригласил меня к себе домой. Я охотно согласился, хотя на душе были тяжкие сомнения.

Мы шли вдоль по пустой, мокрой и бесконечно длинной дороге, которая вела нас прямо к дому Лучникова. Вскоре я узнал о том, что Павел потерял руку на войне и был контужен на передовой. После этого жизнь его вовсе не складывалась, и он стал заниматься разбоем. А ведь я помнил его молодым веснушчатым юнцом с рыжеватым оттенком волос. Мы вместе учились в мединституте. Я — правильный и опрятный, вовсе не был похож на эксцентричного шалопая Лучникова. Но он мне всегда нравился. Нравилась зеркальная сторона меня. А может, таким мне всю жизнь и хотелось быть. Этот вопрос я постоянно себе задавал, смотря на улыбку, которая не сходила с его лица.

Передо мной вырос многоэтажный дом, в который меня дружелюбным жестом пригласил Павел. Квартира находилась на самом верхнем этаже. Переступив порог, я увидел типичный холостяцкий быт пьянчуг: желто-серые обои с темным узором небрежно покрывали стены жилища. Штукатурка на потолке кое-как держалась, а шторы, висящие, как тряпки, покрывали грязные и немытые окна городской квартиры. Стоял запах перегара и блевотины. Все вызывало у меня недоверие. Мне хотелось сбежать отсюда. Я задавал себе вопрос: «Что я здесь делаю?!»

Через минуту я стоял в кухне и смотрел на пьяную рожу человека.

— Ну что? Денег достал? — вялым и грубым голосом произнес сидящий.

— Знакомься! Мой друг и просто компаньон по воровскому делу — Николай Панин! — прокричал Лучников.

— Здравствуйте, — еле слышно проговорил я.

— Привет, друг! Садись, не стесняйся. Выпьем за знакомство по рюмочке, как положено! — дружелюбным тоном загорланил новый знакомый.

Это был человек лет сорока восьми. С лысиной и чуть виднеющимися редкими, уже с проседью волосами на голове. Взгляд был пронзительным и сильным, несмотря на выпитый в огромных количествах алкоголь. Одет он был в серую, когда-то белую, пропахшую мужским потом майку. Синие трико с выпяченными коленками нелепо сидели на тощих ногах вора. Весь он пропах перегаром, табачным дымом и спиртом.

Глава III

Закончился мой приход тем, что я сидел, шатаясь, с рюмкой водки в руках и говорил немыслимые вещи. Не буду описывать подробно, как все происходило. Скажу лишь то, что в конце нашей неожиданной для меня пьянки разразилась ссора.

У Панина горели пьяные глаза. Телом он шатался, но старался держать равновесие и отомстить кулаком своему приятелю Лучникову. Сам же Павел был менее агрессивен, но не хотел потерпеть поражение в этой схватке. Находясь на определенном расстоянии друг от друга, каждый из них ждал, кто первым начнет этот смертельный бой. В какой-то момент я даже начал делать ставки. Наконец Лучников набросился на безумного Панина. Быстрыми движениями они носились, кувыркались, боролись в и без того маленькой кухне, не замечая, как на них падают пустые бутылки из-под выпитой нами водки. Стулья с грохотом ломались об их каменные спины. Рыча друг на друга, как собаки, они скалили зубы, никто не хотел проиграть в этой схватке. Остолбенев, я с ужасом смотрел на все происходящее и не верил, что это происходит со мной…

— Что делать?! — с ужасом повторял я. — Стоять и смотреть на этих пьяных дебоширов или броситься разнимать их? — шептал я себе под нос с выпученными глазами. Я бросился в кипящий страстями клубок. Когда я налезал всем своим телом на их горячие мужские и здоровые тела, меня тут же мгновенно отбрасывало. Все еще не сдаваясь, я терпеливо лез в драку. Вдруг Лучников схватил черный нож со стола и одним взмахом руки вонзил в красную, горящую, еще живую шею Панина. Я помню только одно: кровь, вырвавшаяся фонтаном, бездыханное тело и белое, как полотно, лицо победившего. Рука его крепко сжимала кровавый нож, другая — прижалась к ребрам. Минута тишины казалась для меня вечностью. Я увидел, как перед моими глазами умирает человек, делает последний вздох. Что мог я видеть на приеме в поликлинике? С таким я не сталкивался. Было поздно — сонная артерия.

— Мгновенная смерть, — с ужасом проговорил я. Когда-то сильный, веселый, бодрый мужик теперь лежал на окровавленном полу маленькой кухоньки синий и спокойный. Красная лужа дошла до моих ног.

— Что уставился?! Да ты — мелкий человечишка! Подумаешь, окончил мединститут! Ты у меня еще поплаваешь в крови! Великий удачник! — кричал ополоумевший Лучников. — Да если бы ты сюда не пришел, то ничего бы не произошло. Все из-за тебя, убийца! Мы вместе его убили. Вдвоем будем отвечать! — продолжал вор.

Я с бешеной скоростью выбежал вон из квартиры на лестничную площадку. С лихорадочным лицом из последних сил мчался вдоль по переулкам, ища в них свое спасение. Голова будто прояснилась от табачного дыма, алкоголя и от той трагедии, что внезапно постигла меня и перевернула всю мою дальнейшую жизнь. Прохожие с ужасом и одновременно с любопытством оглядывались на меня — очумелого, со всклокоченными волосами на голове и кровавыми пятнами на футболке, которые явно выдавали меня. Я же не замечал никого и думал только о спасении своей жизни. Завернув в темный переулок, я остановился отдышаться, при этом поглядывал, не бежит ли кто за мной. Городок был маленький и отличался своими запутанными узенькими улочками — лабиринтами, переулками, в которых легко можно потеряться. Я думал только об одном — спасти свою шкуру, не попасться блуждающим зевакам на глаза. Осматривая местность, я искал убежище, но видел перед собой только лишь серые высотки, которые своими горящими окнами-глазами со снисхождением смотрели на меня, излучая электрический свет. Наконец взгляд мой остановился на пестром праздничном лесе. Деревья