— Следующая тренировка ровно в шестнадцать ноль-ноль, — сухо проговорил он.

Виктор Середа вяло козырнул и направился к выходу.

В кольцевом коридоре его догнал Таппи Нупуру Замбо, австралиец-абориген, бронзовокожий кибернетист, с коротко стриженными курчавыми волосами и приплюснутым широким носом. Но улыбка его была еще шире.

— Витек, здорово! — проорал Таппи. — Как твоя хреновая жизнь?

— В полосочку, — ворчливо ответил Середа.

— А как твои успехи в боевой и политической подготовке? — жизнерадостно продолжал або.

— В клеточку… «Улей» закатал, получил зачет.

— Так радоваться надо! — воскликнул Таппи.

— Чему? — мрачно спросил Виктор.

— Что за минор, Витек?! Или ты забыл, как давеча схлопотал от «Улья»? Ух, и размазало ж тебя тогда! Ух, и рассеяло!

— Это называется, — усмехнулся Виктор, — радоваться за товарища?

— Витек, ну ты же знаешь, люблю я взрывы на аннигиляцию! А ты разлетался тогда такими рясными пи-мезончиками, такими спеленькими гамма-квантиками… Картина маслом!

Смачно чавкнув, лопнула мембрана-перепонка отсека, и в коридор выбрался Мишка Копаныгин — огромный, дочерна загорелый, косматый, с торчащими вперед, словно у кота, усами.

— Вы что, поели уже? — спросил он.

— Кто о чем, — ухмыльнулся Нупуру, — а Михайло о еде!

— А что есмь человек? — философически заметил Копаныгин и сам же ответил: — Человек есмь биохимическая машина для переработки продуктов питания в продукты жизнедеятельности. Так пойдемте же, люди, и переработаем хлеб наш насущный! — Сменив тон, Михаил добавил: — Я сегодня столько инсектоидов пустил в расход, что мне полагается двойная порция.

— А Витек «курятник» закатал! — похвастался Таппи. — И теперь его совесть мучает — птичек жалко!

— Идите вы… — процедил Середа.

— Видишь? — скорбно подчеркнул Нупуру.

— А я ни разу еще до «курятника» не добирался, — признался Копаныгин, — только с истребителями свяжусь, тут-то они меня и валят. И чем ты им перья выщипывал?

— Коллапсаром, — мрачно улыбнулся Виктор, с трудом сдерживая рвущееся наружу раздражение.

— Правильно! — оценил Копаныгин. — Самое то.

Середа внезапно успокоился.

— Что — правильно? — спросил он. — Мы на боевом корабле, а играем в дурацкие игры! «Закатал «курятник»! — передразнил Виктор австралийца. — А если бы мне такой попался в реальности, как бы я тогда с ним сладил? А? Лазерами бы лупил изо всех пакетников? А у крейсера броня из мезовещества. В пять слоев! И ему мои лазеры, что слону щекотка! А чем мне его еще взять? Аннигиляторами?

— Ну, хотя бы… — молвил Таппи неуверенно.

— Тогда почему мы в виртуалке такие могучие? Вот и бились бы тем, что есть. А то — коллапсар! Да вы хоть раз видели настоящий коллапсарный генератор? Его на Церере клепают — здоровенная такая дура, полкилометра в поперечнике. На тот коллапсар работает целый комбинат плюс пяток энергостанций. А сжимает он пока что малю-юсенькие такие платиновые кубики, и не в космосе, а в специальной камере, где-то в своем нутре. И что с него толку? Такой коллапсар физикам интересен да гравитологам разным, а нам он зачем? В утешение? Мол, и мы кой-чего могем? Если бы…

— Ты что, — нахмурился Копаныгин, — серьезно так думаешь?

— Я много чего думаю, — пробурчал Виктор.

— И выводы делаешь? — с интересом спросил Таппи. — Поделись!

— Выводы тебе? Вот тебе основной вывод: Земля абсолютно не готова к возможному вторжению пришельцев из космоса. «Если завтра война, если завтра в поход», то у нас ни кораблей нет нормальных, ни оружия стоящего, ни бойцов подготовленных!

Нупуру Замбо настолько растерялся, что даже не нашел, что ответить. Копаныгин насупился и сказал:

— Ты забыл добавить последнее: «…и ни врагов реальных!» Может, ты и прав насчет техники, и наши лоханки — полный отстой, а только с кем сражаться? Кто на нас собирается нападать? — Михаил, обычно сдержанный и добродушный, потихоньку заводился: — И чего зря чушь нести?!

Только тут он заметил, что послушать их спор остановились еще трое из кубрика 2-А, и пробурчал:

— Пошли в столовую!

Виктор пожал плечами и двинулся следом за Копаныгиным.

Малый атмосферный крейсер «Дюранго» и в самом деле был невелик — агрегатные отсеки в кормовом отделении, рубки, ходовые и боевые в носовой части и еще четыре яруса с общим атриумом. Всего на МАКе обитало шестьдесят девять человек — семидесятому члену экипажа пришлось бы ночевать в коридоре. И столовая была одна на всех — и на инженеров, и на операторов, и на офицеров, и на рядовой состав. Виктор, инженер-контролер по образованию, еще прошлой осенью сдал экзамены в Высшей школе Космогации. Ему выдали диплом пилота-космогатора и повысили в звании до младшего командора. На большом корабле вроде «Доннара» или «Йомалатинтиса» дорога его вела бы в столовую офицерского сектора, но на МАКе приходилось опрощаться и демократично топать со всеми вместе — по атриуму вниз, до кают-компании второго яруса.

Копаныгин, сердито сопя, дошагал до шахты атриума и прыгнул вниз. Локальная гравиустановка мягко погасила инерцию и подпихнула Михайлу в овальный люк второго яруса.

Виктор шагнул следом, ощутив мимолетное чувство падения. «Дюранго» шел с ускорением десять метров в секунду за секунду, и этого хватило бы, чтобы переломать ноги на дне атриума. Но слава гравитехникам — эти спецы дело знали туго. Младший командор завис напротив овального проема, и будто мягчайшие пуховые подушки надавили ему в спину, заботливо вталкивая в круговой коридор второго яруса. Середа привычно оперся на ноги, вспоминая, как он корячился и падал на колени в первый месяц. Потом привык. Со временем ко всему привыкаешь…

В кают-компаний было пусто, только Петер Зенер, инженер-пилот, блестел в уголке бритым черепом, доедая вторую порцию.

— Здоров, Петро, — обронил Копаныгин.

— Здоров, Михайло, — поднял Зенер задумчивый взгляд. — Что вывело тебя из равновесия, Михайло? Что нарушило баланс между торможением и возбуждением?

— Да есть тут один… — проворчал Копаныгин, ожесточенно давя клавиши блока доставки.

Виктор промолчал. Михаил передал экспресс-обед Таппи, тот передал Середе. Потом взял себе, Копаныгин разжился третьим пищевым рационом.

По-прежнему ничего не говоря, Виктор уселся за столик и распечатал экспресс-обед. Недурственно. Жаркое сы-бао, что-то изысканно-французское из артишоков и компот.

— Да здравствует интернационал! — потер руки Таппи, не зная, за что хвататься прежде — за вилку или за палочки.

Копаныгин хлебнул компота из прозрачного стакана и сказал:

— Продолжим наш разговор. Так на чем мы остановились?