Знаю, он хочет, чтобы я была подальше от соблазна алкоголя и всех баров в городе.

Но мне нравится жить в Нью-Йорке, быть так близко к художественным галереям и культуре, и мне нравится моя квартира. Она крошечная, но она моя.

И если хочу оставаться трезвой, мне нужно привыкнуть к тому, что я нахожусь рядом с алкоголем.

Мой спонсор, Люк, говорит, что прятаться от алкоголя может иметь пагубные последствия. Я думаю, он прав. Мне нужно привыкнуть к тому, что он рядом, но что это то, чего я больше не делаю.

Не то, чтобы я активно ходила в бары или заглядывала в алкогольный отдел в супермаркете, но я стараюсь напоминать себе, что это есть, и это часть жизни. Просто больше не часть моей.

— Ну, мне лучше зайти внутрь и просушиться, — говорю я ему, отступая назад.

Дождь немного ослаб. Естественно, ведь я уже почти внутри.

Дурацкая погода.

— Хорошего первого дня, — говорит он мне.

Я снова благодарю его, а затем быстро иду к входу в здание.

Открыв дверь, я вхожу внутрь, капая водой на кафельный пол.

На ресепшене никого нет. Проклятье. Я понятия не имею, где что находится. Я здесь впервые. Возможно, мой отец здесь работает, но до сегодняшнего дня у меня никогда не было причин приходить сюда.

Я надеялась, что найдется кто-нибудь, предпочтительно женщина, которая сможет указать мне, по крайней мере, где найти сушилку для рук.

Я оглядываюсь вокруг в поисках признаков туалета, но ничего нет. Я направляюсь прямо через вестибюль.

Мои каблуки щелкают по кафельному полу, отдаваясь громким эхом. У меня возникает желание снять мокрые туфли, но я не хочу ходить босиком.

Я прохожу мимо лестницы и спускаюсь в коридор. Я вижу знак, который показывает, что туалеты находятся слева.

Бинго.

Хотя я не знаю, что, черт возьми, собираюсь делать, потому что сушилка для рук никак не может высушить мою одежду, но это лучше, чем ничего.

Я нахожу туалет, который пуст, и — черт! Чертово дерьмо! Никакой сушилки для рук. Только бумажные полотенца.

Когда я поворачиваюсь, я вижу себя в зеркале.

Господи всемогущий.

Я выгляжу ужасно. Мой макияж практически смылся. Спасибо Господу за водостойкую тушь, потому что это единственное, что осталось на моем лице нетронутым.

Мои каштановые волосы — мокрые, слипшиеся.

Моя белая рубашка прилипла к телу, и сквозь нее виден мой кружевной бюстгальтер.

Мои щеки вспыхивают от смущения, когда я понимаю, что Патрик видел мой лифчик через рубашку.

Я не могу начать свой первый день, встречаясь с парнями из команды, в таком виде.

Мне нужна одежда. Даже если это будет просто другая футболка. Я могу жить в сырых джинсах и трусиках, если придется, но не в мокрой рубашке, выставляющей напоказ мою грудь.

У них здесь должны быть командные футболки. Что угодно лучше, чем мой мокрый топ, который на мне сейчас. Я выгляжу так, как будто участвую в первом в мире соревновании одиночных мокрых рубашек, и я действительно не хочу опозорить себя — или своего отца — еще больше, чем я уже опозорилась.

А надев командную футболку, я, по крайней мере, буду выглядеть приверженцем команды.

Я почти смеюсь вслух от этой мысли.

Я не люблю футбол. Совсем.

Поскольку я дочь тренера, люди предполагают, что я люблю этот вид спорта. Но именно из-за футбола мне пришлось много переезжать, пока я росла. Из-за него моего отца часто не было рядом. Из-за него моя мама…

Я оборвала эту мысль.

Это была не вина отца. Моя мама была больна. И выбор, который она сделала, был ее и только ее.

— Но это его вина, что его не было рядом с тобой, когда ты нуждалась в нем больше всего, — шепчет голос в глубине моего сознания.

Нет, сегодня я не буду об этом думать.

Сегодня будет хороший день, несмотря на то, что он начался паршиво.

Я приведу в порядок волосы, а потом найду футболку, которую можно надеть.

Бросив влажную сумку на столик, я достаю расческу и заколку.

Я расчесываю волосы, как могу, а затем завязываю их в импровизированный пучок. Кладу расческу обратно в сумку и, прижимая ее к груди, прикрывая бюстгальтер, я выхожу из туалета и отправляюсь на поиски кладовой или места, где могут храниться запасные футболки. Но мне нужно поторопиться, пока не начали прибывать люди.

Я брожу несколько минут и натыкаюсь на раздевалку.

Где-то здесь должна быть футболка.

Я открываю дверь, заходя внутрь, и, черт возьми, эта комната огромна. Она больше, чем моя квартира. Ну, большинство мест больше, чем моя квартира. Но все равно, она огромная.

Я позволила двери закрыться за мной.

На вешалках у каждого игрока висят командные футболки. Несколько футболок.

Я могла бы одолжить одну у одного из игроков, потом найти, где они хранят запасные, и заменить ее; никто бы не узнал.

Я захожу в раздевалку, сканируя имена на табличках над каждым шкафчиком, когда прохожу мимо них.

Келли… Максвелл… Томпсон… Кинкейд.

Арес Кинкейд. Звездный квотербек. Тот самый, которого прозвали Ракета, потому что он бросает мяч с эффектом ракеты, наводящейся на цель. Он никогда не промахивается мимо цели.

Может, я и не очень разбираюсь в футболе, но я знаю, кто он такой.

Золотой мальчик. Мистер Совершенство.

Парень, который заплатил за обучение в колледже своих младших брата и сестры. Мой отец однажды обмолвился мне об этом.

— Он ответственный. У него голова на месте.

Все это было сказано с укором в мою сторону.

Я не была ответственной. Я была глупой. Я едва могла позаботиться о себе, не говоря уже о том, чтобы отвечать за кого-то еще.

И до сих пор не могу.

Мой отец считает, что солнце светит из задницы Кинкейда.

Я знаю, что мой отец любит всех своих игроков как родных — возможно, любит их больше, чем свою собственную семью… ну, меня, потому что я — все, что