Фамилий было семь. Он зачем-то пересчитал их. Смысла в этом было еще меньше, чем в проверке календарных дат. Семь, сколько ни считай.

Может, все-таки попробовать… ну хотя бы попытаться…

Стук отброшенного в угол пистолета прозвучал куда громче слабого хлопка выстрела.

Но этого он уже не услышал.

* * *

Неровная россыпь разноцветных окон делала темноту в центре двора еще непрогляднее.

— Девушка, сюда нельзя! — темнота сгустилась в неясную, довольно высокую фигуру.

Арина потянулась было за удостоверением — за тот год, что она перевелась из Питера в родной город, далеко не все патрульные успели запомнить ее в лицо, приходилось предъявляться и представляться — но замерла. Это ж не ДТП со смертельным, не череп, вывернутый на поверхность старательным бульдозером! По телефону сказали полный адрес: улица, дом, квартира. Какое еще, к лешему, «сюда нельзя»? Да и не похож возникший из этой темноты «охранитель» на служивого. Псих, что ли, местный?

Психов на «места» как магнитом тянуло. Но псих вряд ли говорил бы таким голосом — деловитым, чуть насмешливым.

От ударивших справа двух прожекторов тьма испуганно отступила. Арина прижмурилась. Прожектора, мигнув, переключились на ближний свет. Фары, конечно, какие еще прожектора. Фары патрульной машины, вон она стоит.

— Вершина, ты, что ль? — от машины отделилась еще одна фигура, оказавшаяся Ванюшкой Молодцовым.

— Я, Иван Сергеич, — выдохнула Арина, вовремя вспомнив, что опер терпеть не может, когда его называют Ванюшкой, дозволяя подобное лишь супруге. — А это кто? — она мотнула головой вправо, где был тот, что ее остановил. — Из ППС?

Но того, кто ее почти напугал, рядом уже не было. Вынырнул из темноты и в нее же канул.

— Кто? С которым ты беседовала?

— Да не беседовала я! Он меня остановил, сюда, говорит нельзя.

Молодцов пожал плечами:

— Я думал, кавалер тебя провожает. Чего ты, кстати, своими-то ногами притопала? Неужто для следователя машины дежурной не нашлось?

— Да я тут живу неподалеку.

— Знаю я, где ты живешь. А только непорядок — красивой девушке по темну гулять. Говоришь, это не твой провожатый был?

— Псих, должно быть местный, надо у Мишкина спросить. А вы чего без света сидите?

— Да у ребят аккумулятор садится. Пошли, что ли? Все уже на месте, только следователя ждут. Ты-то тут какими судьбами? Дежурила вроде недавно, рабочий день кончился, почему тебя выдернули?

— А то сам не знаешь! Позвонили, сказали, огнестрел со смертельным, а дежурных следователей не хватает, давай, Вершина, на амбразуру, больше некого отправить.

— А, ну да, точно…. Вечерок беспокойный выдался: на Лесной ДТП со смертельным, в «Алмазе» банкет с поножовщиной и вроде тоже со смертельным, на Коммунаров придурок местный голубей с балкона пострелять решил, в дворника попал, ну и так еще, по мелочи. Так что да, все в разгоне. — Молодцов покивал, потом хмыкнув, поводя могучим плечом. — Хотя чего торопиться, осмотрели бы к утру. Труп-то никуда не сбежит.

— Труп-то не сбежит, а трупные явления куда убегут за лишние полсуток? И соседям праздник обонять все эти ароматы, а уж судмедэкспертам просто счастье.

— Ладно, ладно, не бухти.

— Что за огнестрел-то? Кто-то ружье неаккуратно чистил или по пьянке чего не поделили?

Опер помотал головой:

— Суицид, — и, вздохнув, добавил, — главное дело, мужик-то знакомый, вот что пакостно. Жалко. Наш опер бывший, Шубин Егор Степаныч, я тоже с ним работал, пока его на пенсию не ушли. Года два, что ли, назад, или около того. И вот на тебе… Соседка пошла собачку выгуливать и заметила, что у него дверь открыта. Заглянула, а он там на полу.

— Я и постучала, и позвонила, и покричала ему: «Егор Степанович, у вас дверь нараспашку!», а никто не отзывается, — затараторила непонятно откуда подскочившая тетка, прижимавшая к груди маленькую рыжую собачонку. — Ну я зашла, а он лежит… беда-то какая! Ну кому он помешал?! — слово «суицид» дамочка не то не услышала, не то не поняла. — Человек-то хороший был! Нелюдимый, правда, и вообще… — она неопределенно покрутила пухлой ладошкой. — Если каждого пьяницу убивать, это ж никаких кладбищ не напасешься!

— А он сильно пил? — уточнила Арина.

— Ой, ну а кто сейчас не пьет? — бросилась в ответную атаку владелица собачки. — Но вел себя всегда прилично, гулянок не устраивал. Ни шума от него, ни скандалов. И домой всегда своими ногами приходил, под забором не валялся. Правда… — она нахмурилась.

— Правда — что? — Арина насторожилась. — Вы что-то вспомнили?

Тетка, сморщившись, махнула пухлой ладошкой:

— Да пустяки. Недавно возвращаемся с Джиннечкой, а он возле своей двери стоит, лбом в косяк уперся и мычит. Я его за плечо, а он эдак скривился и давай ключом в дверь тыкать, ну вроде как опомнился. Но это же ерунда? А вообще ничего такого никогда, всегда прилично себя вел.

Джиннечка, подумала Арина, это у нас, надо понимать, собачка. Вероятно, Джинджер — как еще могут такую рыженькую назвать. Очень похожа на свою хозяйку. При том что та — дама корпулентная, плечи как у Поддубного, зато носик такой же остренький, и кудряшки встрепанные того же лисьего колеру. Впрочем, это не имеет значения — Арина мотнула головой, возвращаясь к опросу:

— А ночью, ну или вообще вчера вы… — Арина запнулась.

— Руслана Алексеевна, — подсказал из-за ее плеча Молодцоав.

— Руслана Алексеевна, — послушно повторила Арина, — вы вчера ничего подозрительного не видели, не слышали?

— Так я ж и говорю — выстрел слышала! — тетка всплеснула руками, едва не выронив свою ненаглядную Джиннечку.

— Выстрел? Когда именно?

— Ну так в двенадцать, — задумчиво сообщила собачкина хозяйка. — Примерно… Я телевизор выключила и спать собиралась. И тут — бах. А потом тихо.

— И вы не забеспокоились? Все-таки не каждый день вокруг стреляют.

— Ну так я ж думала, телевизор у него, у Егор Степаныча, в телевизоре ж вечно стрельба.

— Понятно, — вздохнула Арина. — Руслана Алексеевна, вы сможете завтра в следственный комитет подойти? Я вас официально допрошу, составлю протокол.

— Какой еще протокол? — насторожилась та. — Зачем меня допрашивать? Вы что, думаете, это я, что ли, его?

Сидевшая у нее на руках собачка вдруг вскинулась, напружинилась и сердито залаяла — мол, отстаньте от моей хозяйки, не думайте, что раз я мелкая, не смогу ее защитить, очень даже смогу! Хозяйка погладила свое сокровище по атласному лбу — успокаивала.

Арина вздохнула:

— Вы же главный свидетель. И тело обнаружили, и живете рядом. Даже выстрел слышали. Может, и еще что-то знаете.