Предложение написать синопсис крайне обрадовало меня. Тут-то я мог дать волю фантазии и придумать гораздо больше, чем предупреждение женщинам-Водолеям «ни в коем случае не отказывать мужчинам во вторник» (я преследовал свои цели, управляя звёздами посредством федерального канала, и, случалось, достигал их).

Я сел перед монитором. Слева тянуло холодом из незаклеенных окон, а за стеклом двенадцатью этажами ниже ласково мигал тусклыми огоньками Черкизовский рынок, смрадное опрокинутое поле которого находилось как будто на одном уровне с моими глазами. Изогнувшись на перилах балкона, на меня молча смотрел неизвестно что делающий на такой верхотуре соседский кот. Справа было тепло, тихо и темно: стояла ночь и в пяти метрах на раскладном диване уже вовсю спала девушка.

И я начал писать, вспоминая рассказ матери. Когда мне было года четыре, мы с ней пошли по грибы. Из леса возвращались по железной дороге, по шпалам. Я упрыгал далеко вперёд, а мама подотстала, и тут откуда ни возьмись появился поезд, тяжёлый товарняк. Мама побежала ко мне, крича, чтобы я убирался с дороги. Я был далеко от неё и ничего не слышал. Железная дорога с её горячим тягучим медово-нефтяным запахом представлялась мне, видимо, родным существом. Мать успела добежать и скинуть меня с рельс, когда товарняку оставался до меня десяток-другой метров.

И я стал писать о железной дороге. О том, как на путях мог кто-нибудь оказаться. О том, как в кабине был машинист… Ну и так далее. Через несколько дней повесть была закончена. Я назвал её «Механическая сюита». «Механическая» – потому что везде поезда. «Сюита» – потому что кусочков в повести оказалось несколько и они были разнородными.

Я зарегистрировал повесть, сдал её, получил гонорар и стал с трепетом ждать постановки.

Через год-полтора фильм был снят. Я посмотрел его. От моей повести, кроме названия, ничего не осталось. Ну разве что герои артистов Сергея М. и Александра Ф. Актёрский состав был блестящ. Ни один литератор не придумает для своей новеллы актёрского состава лучше. И играли они славно. Я же не мог похвастаться фильмом никому.

Я уверил себя в том, что это недоразумение. Надежда на то, что кино будет, не покидала меня. И я написал второй синопсис. Для тех же, кстати, товарищей. И он опять был зарегистрирован, сдан и оплачен. Они требовали комедию – и вот такую лёгкую глупую комедию категории «Б» они и получили. Я назвал её «Климатический фактор».

Комедия канула в Лету. Ко мне подкрадывалось отчаяние. Я написал «Шурика» про животных. «Шурик» бесследно исчез там же, где исчезают все рукописи. После этого ко мне уже не обращались.

Надо было куда-то устраиваться – денег не хватало совершенно. И я через знакомого нашёл работу в небольшой кинокомпании. Работа была дурацкой и необременительной – я рецензировал, правил и переписывал чужие сценарии.

В основном это были сценарии сериалов, один другого чудовищней. Девяносто процентов прочитанных мной историй касались бандитов, воров, преступников, уркаганов, насильников, мафиози, жуликов, хулиганов, шантажистов, убийц, растлителей, разбойников, воров в законе (и это помимо просто воров), организаторов ОПГ, костоломов, «быков», бойцов, бригадиров, вымогателей, аферистов, угонщиков, махинаторов, убийц и были посвящены всем перипетиям их насыщенной и увлекательной жизни. Кажется, современные авторы не охватили только конокрадов, и меня подмывало мстительно заполнить пробел. Мне попадались настоящие шедевры жанра, когда садистскими методами уничтожались десятки виртуальных людей. Невероятность вымышленного мира завораживала. Я читал про то, как два гопника утром избивают скулящего байкера в электричке. Мой взгляд бегал по строчкам, и я с изумлением узнавал, как безоружные школьницы выпускного класса сломали нос, руку и что-то там ещё чемпиону России по боксу. Апофеозом стал синопсис, в котором бандиты изнасиловали невесту на свадьбе, предварительно переломав ноги жениху и заботливо положив его рядом.

Я не выдержал и пошёл к руководству с выраженным намерением уволиться.

– Вот! – Я брякнул на стол рукопись. – Не посмотрите? Тут есть проблема.

– Да! – обрадовалось руководство. – Молодец! Мы именно тебе это и дали, чтобы ты поправил. Там, понимаешь, чего-то не хватает. Там нужно добавить соли и перцу.

– Перцу? – переспросил я, не веря ушам. – Это как? В смысле увеличить накал? Чтоб они отпилили жениху ноги бензопилой и насиловали невесту этими самыми ногами?

– Нууу… – задумчиво произнесло начальство, – это, наверное, уже будет перебор… Нет, наверное, так не надо… Хотя… Это для НТВ…

Я не уволился. Просто перекинул этот синопсис другому редактору. И попросил повысить зарплату. Меня удивляло только одно: за месяцы и месяцы работы я лично завернул или переделал до неузнаваемости множество сценариев по чудовищным синопсисам. Но они не умирали! Они возвращались ко мне снова и снова. Худшие из них я видел на телеэкранах. И поток невероятной, невыразимой херни не иссякал. Этому я и изумлялся. Откуда берётся этот поток? И куда он уходит? Кто пишет подобное говно? И почему никому не удаётся это прекратить? Оставленные по недосмотру сценаристов бандитские пустоты попадающейся мне мути были заполнены ментами, оперуполномоченными, милиционерами, фээсбэшниками, гэрэушниками, спецагентами и суперагентами, следователями, судьями, опергруппами, участковыми и какими-то прокурорами. Я дошёл до того, что, натыкаясь в метро взглядом на строки любовного романа, который читала какая-нибудь миловидная соседка, отдыхал душой, представляя, как бы я превращал в сценарий строки «…Он вошёл в неё всем своим загорелым телом, и, едва успев насытиться теплотой и глубиной его пронзительно-синих глаз, она застонала и тут же вознеслась на вершину блаженства…». Я держался за сальный тёплый поручень, косил глазами в чужую макулатуру, про себя стонал и возносился на вершину блаженства вместе с героиней, в которую, судя по тексту, засунули загорелое тело и синие глаза.

К тому же в любовных романах я искал свою выгоду. У сценаристов всего мира есть проблемы – в какое место сериала вставить красивую бабу, если все в сериале менты и бандиты? Вставить красивую бабу обычно требуют продюсеры. Видимо, они желают овладеть красивой бабой хотя бы кинематографически. Сценаристы не особо парятся на эту тему. Они вставляют в текст журналистку. Господи-распрогосподи, сколько же сот раз мне попадалась в синопсисах фраза «Главному герою в его поисках справедливости помогает юная и красивая журналистка Настя»! Они, авторы, эту самую Настю друг у друга списывают, по-моему, и как эстафету передают. Значит, смотрите: я отработал на телевидении семнадцать лет. И ещё в газетах работал. Тоже, в общем, журналистика. Я, безусловно, видел некоторое количество красивых журналисток. Много юных.

И несколько умных. И всё! Красивые выходят замуж, беременеют и не работают. Отдельные счастливицы не прикасаются к работе до старости по принципиальным соображениям. Юные уходят в пиар, в рекламу – куда угодно, только подальше от прокуренных редакций, наполненных гогочущими алкашами. На важные задания посылать юную журналистку всё равно никто не будет. Красивая не поедет сама, потому что она уже беременная. А об умных журналистках в синопсисах не говорится ни слова. Продюсерам, кажется, неинтересно овладевать ими даже кинематографически. Умная, юная, красивая – подчеркни любые два слова и оставь их себе. За всю жизнь я встречал ровно ЧЕТЫРЁХ красивых и умных журналисток. Четыре! Ни одной юной среди них не было. И ни одной Насти.