– Ты вчера нам всем тоже обещал, что «помрешь», но тебе никто не дал. А сегодня ты жив остался, значит, обманул. Обещания выполнять надо, иначе второй раз не поверят.

– Какой второй раз, на хрен, если я утром сдохну? Меня ж в эпилепсию бросает, – резонно заметил Бурый.

– Не сдохнешь, – пообещал Александр. – Иди отсюда, не стой над душой, тут люди культурно отдыхают, а ты мешаешь.

– В плохом вы сегодня настроении, мужики, – вздохнул Бурый.

– Мужик, это тот, кто землю пашет, короче говоря, крестьянин, – уточнил Александр. – А у меня по маме прадед – столбовой дворянин. Знаешь, почему столбовой? Откуда такое слово пошло? И, кстати, настроение мое здесь ни при чем. Я тебе на утреннюю выпивку не даю принципиально. Пить с утра категорически нельзя.

Бурому нужен был пузырь, а не исторические экскурсы.

– Скоро магазин закроется, – сказал он. – Пойду, пошустрю у входа. Мир не без добрых людей.

Он ушел, а Александр стал подробно рассказывать, почему к слову «дворянин» добавляли определение «столбовой». Эти объяснения Богдан еще слушал, он любил «образовываться» при случае. Книги по истории не читал, ведь написаны они были обычно заумным языком, через который сложно пробиться. А вот если человек объяснял доходчиво, своими словами, можно и послушать. Однако, когда в разговор вступил «залетный», Князев сразу же потерял интерес. Тот ни с того ни с сего стал объяснять, что главное для мужчины быть выбритым, носить отутюженные брюки и начищенные туфли. Вот тогда и отношение у всех будет к нему уважительное.

– Вот, как я, – хвалился он. – Могу быть даже сильно выпившим, но никто мне и слова не скажет…

Богдан вообще перестал слушать, слова пролетали мимо его ушей. Он стоял, цедил свою «Кровавую Мэри» и смотрел на лежавшую через неширокую улицу слабо освещенную лесополосу, которую местные почему-то привыкли называть парком, хотя на самом деле это в основном были сами собой разросшиеся деревья под отключенной лет пять назад линией электропередачи. За ней пролегала железная дорога. То и дело в темноте проползали электрички, тяжело грохотали длинные составы товарняков, пролетали пассажирские поезда. Их освещенные окна казались перфорацией кинопленки с фильмами о чужой счастливой жизни. Люди ехали по делам, в гости, на отдых, а Богдан оставался лишь зрителем, с относительным комфортом расположившимся возле бетонного парапета с порцией выпивки.

– Да. Пока, до встречи… рад был видеть… и тебе того же… – машинально, не вникая в суть сказанного, говорил он завсегдатаям «Вечернего огонька», когда те протягивали руки для прощания.

Никто никому ничего не обещал, людей, собиравшихся здесь, по большому счету, объединяла лишь выпивка. И то не коллективная, посвященная какому-нибудь событию, а индивидуальная, личностная. Каждый платил за себя, каждый заказывал то, что любил. Пили, не чокаясь, без тостов, сколько кто хотел, или же насколько позволяли финансы и расписание завтрашнего дня.

Вскоре Богдан остался один у парапета, продолжая смотреть на железную дорогу, на растянувшиеся вдоль нее, еле угадывающиеся в темноте старые кирпичные склады. Почти каждый день в этом месте он думал об одном и том же, прокручивая воспоминание в голове, объяснявшее, почему он сейчас небритый, в мятых брюках и нечищеных ботинках стоит здесь и пьет. Нет, он не опустился окончательно. У него была какая-никакая работа, жил он в своей однокомнатной квартире, но стержень жизни, ее смысл оказались потерянными. Князеву вспомнилась фраза, слышанная им от любителя исторических экскурсов Александра: «Жизнь теряет смысл, когда начинаешь над этим смыслом задумываться. Поэтому и пьешь».

Сколько уже раз он возвращался в мыслях к событиям полуторалетней давности, круто изменившим его жизнь. Пытался понять, что он мог сделать по-другому, чтобы избежать катастрофических перемен. Однако не находил собственных ошибок. Он все сделал, как подсказывали ему обстоятельства, совесть и здравый рассудок. Выходит, судьба? По-другому поступить было нельзя? Сама судьба загнала его к парапету перед «Вечерним огоньком»? Недаром он иногда машинально называл его в мыслях «Вечным огоньком»…

Полтора года тому назад…

Перед внутренним взором Князева вновь возник пейзаж, врезавшийся в память. Северный Кавказ, по разбитой горной дороге ползет колонна машин. Впереди командирский «УАЗ», за ним желтый банковский броневичок, а следом тентованный «КамАЗ» с десантниками. Гудят моторы. Воздух напоен летними запахами гор, пылью и тревогой. Места-то неспокойные.

Прапорщик Князев сидел тогда в головном «УАЗе». Ему, исполнявшему должность командира взвода, капитан Георгий Бакланов, командовавший отдельной ротой ВДВ, отдал приказ сопроводить по горной дороге инкассаторский броневик, под завязку забитый наличностью. Кому и на какие цели везут деньги, прапорщик не знал, да и не должен был этого знать. Так же, как ему не сообщили и о дальнейшем маршруте инкассаторской машины. Ему со своими бойцами предстояло лишь охранять ее на самом опасном горном участке дороги до ближайшего города, где сопровождением уже должны были заняться силы МВД.

Богдан надеялся успеть вернуться в расположение еще засветло. Ведь именно на сегодняшний вечер он наметил то, что считал чуть ли не главным событием в своей жизни. Вот уже полгода, как он и его командир капитан Бакланов ухаживали за одной и той же девушкой. Двадцатилетняя красавица Кристина Давыдова была из местной казачьей семьи. Она ни одному из своих ухажеров не отдавала предпочтения. Другой бы на месте Князева уже отступился бы, все-таки соперничать с командиром не с руки. Но Богдан понимал, эта любовь, наверное, последняя в его жизни, и нельзя терять шанс. Именно сегодня он хотел предложить Кристине руку и сердце – стать его женой.

Колонна только что миновала перевал и неторопливо втягивалась в горное ущелье. Богдану очень не нравилось это место. Дорога узкая, даже толком не развернешься, не объедешь препятствие. Стоит одной машине остановиться, как встает и вся колонна. С обеих сторон нависали скалы, покрытые лесом. «Зеленка» же для боевиков, как вода для рыбы – родной дом и среда обитания.

– Побыстрей не можешь? – обратился Князев к водителю, молодому контрактнику с тонкой шеей.

– Не получается, товарищ прапорщик, – покрутил тот головой. – Дорога такая, что не разгонишься. Подвеску жалко, машина-то новая.

Парень и так ехал достаточно быстро для подобной ситуации, умело тормозил двигателем, не давая «УАЗу» разогнаться на каменистой дороге. Этот участок имел плохую славу. Здесь постоянно случались какие-то несчастья. То у машины откажут тормоза, и она, разогнавшись, врежется в скалы, то боевики устроят засаду. Правда, по свежей информации, переданной разведкой, здешние горы в последний месяц были чисты от боевиков. Но кто может сказать такое с уверенностью? Боевик – понятие условное, это же не регулярные части. Сегодня он бегает с автоматом в руках по горам, а завтра мирно копается у себя на огороде, играет с детьми. «По свистку» банду собрать несложно, особенно, если на кону стоит крупная добыча.