— Дальше… — только и сказал он.

— На машине едет специальный курьер или нарочный, бес его знает, с почтой для командующего танковой армией фронта, — продолжал Степан.

Чернопятов повернул голову, внимательно взглянул на Заболотного и спросил:

— Откуда ты такого нахватался?

— Ко мне только что заходил Скиталец.

Чернопятов поставил ведро на верстак и вытер руки о передник.

— Скиталец? — переспросил он, скрывая за вопросом возникшее беспокойство.

— Да! — горячо подтвердил Степан. — С ним на квартире живет унтер-офицер из комендатуры.

Чернопятов кивнул. Да, это было известно.

— Так вот, — продолжал Заболотный, — вчера, поздно вечером, унтер рассказал ему, что машину приказано встретить и обеспечить охраной на дальнейший путь. Выпили они с унтером, и тот расхвастался, что назначен в охрану курьера. Под пьяную лавочку выболтал, каким маршрутом пойдет машина, где назначены остановки, где будут заправляться. Все…

— Да… интересно! — задумчиво проговорил Чернопятов, и угрюмость его будто рукой сняло. — Если действительно все верно, то случай редкий…

— Уж куда интересней! — обрадовался Заболотный.

— Так, так… — вымолвил Чернопятов, разглаживая усы. — На машинах почту из ставки возят… Значит, осмелели господа нацисты. Пронюхали, видно, что партизаны наши ушли в дальний рейд. Очень хорошо… А что еще сказал Скиталец?

— В пять часов, после дежурства, он придет в баню. В штатском. И будет вас ждать.

— Ага… Ладно.

— Ну, я побегу, — сказал Заболотный. — Клиентов много.

Чернопятов посмотрел на него исподлобья, помолчал немного и затем проговорил:

— Больно шустрый ты! Смотри, поаккуратней… Как стемнеет, загляни на всякий случай к Митрофану Федоровичу.

— Есть! — ответил Степан и в два прыжка выскочил по щербатым ступенькам наверх.

Чернопятов проводил его взглядом, перевел глаза на верстак и, увидя забытый Заболотным примус, усмехнулся:

— Тоже мне конспиратор…

Он постоял немного, а потом в раздумье зашагал взад и вперед по большим каменным плитам котельной.

Котельная помещалась в длинном, закопченном подвале с сырыми, в подтеках, стенами. Дневной свет проникал сюда через открытые двери и небольшое окошечко над верстаком. Под сводчатым бетонным потолком висела запыленная электрическая лампочка. Она давно уже не горела: энергии только-только хватало самим оккупантам.

Правую сторону подвала занимали два горизонтальных котла, половину стены, слева от входа, — деревянный верстак с закрепленными на нем параллельными тисками, заставленный железными и эмалированными ведрами, тазами, кастрюлями, жаровнями, примусами и керосинками.

Баня работала два раза в неделю, и истопнику разрешали подрабатывать в свободное время на ремонте домашней утвари.

В самой глубине подвала вдоль узкой стены стоял топчан, покрытый грубошерстным одеялом, а над ним висело что-то ободранное и облезлое, ранее именовавшееся ковром.

Чернопятов расхаживал, погрузившись в свои мысли. В котлах глухо бурлила вода. Сегодня баня работала.

Потом, видимо, придя к какому-то решению, Чернопятов шумно выдохнул воздух, подошел к крайнему котлу и привычным движением ловко откинул голой рукой накаленную дверку.

В лицо ему полыхнул жар.

Окинув взглядом топку, подернутую фиолетовыми язычками пламени, Чернопятов взял совковую лопату и, черпая ею уголь, наваленный тут же между котлами, сделал несколько бросков.

Захлопнув дверку, он снова уставился на верстак и, покачав головой, обронил:

— Гляди-ка! Даже примус забыл!

Шоссейная дорога, покрытая мелкой желтой щебенкой, узкой полосой убегала в лес. Вплотную к ней высокой стеной подступали деревья. Местами они отбегали в сторону, и тогда слева и справа от дороги расстилался веселый зеленый ковер, прошитый нежными, неяркими полевыми цветами.

Стояло теплое раннее утро, омытое прохладной росой, освещенное ласковым июньским солнцем.

По лесной дороге быстро бежала штабная легковая машина.

Солдаты охраны сидели в напряженных позах, держа в руках автоматы. Худосочный лейтенант, начальник охраны, сидя рядом с водителем, поглядывал по сторонам. Он чувствовал себя не очень хорошо. Он не любил поездок по загадочно молчаливым лесным дорогам. Правда, в штабе говорили на днях, что партизан здесь уже нет.

Их или выкурили отсюда, или сами они куда-то ушли. Майор Шмальц даже на охоту рискнул два раза выехать. Но кто знает… Россия такая страна, а русские такой народ…

Всю дорогу лейтенант молчал, боясь пропустить малейший звук.

Курьер спал, привалившись к спинке сиденья, надвинув фуражку с огромным козырьком на глаза, и его выпяченные вперед губы издавали тихий свист. Он спал, не чувствуя, как подбрасывает машину на неровностях дороги.

Водитель сосредоточенно вглядывался в дорогу. Это был его первый рейс в здешнем районе, и местность была ему незнакома. Раньше он водил машину, обслуживавшую «зондеркоманду», в районе Минска. Заметив вдали какие-то серые строения, он спросил лейтенанта:

— Горелов?

— Рано, — ответил тот и поднес к глазам цейсовский девятикратный бинокль.

Машина спустилась в ложбину, и домишки скрылись.

Лейтенант раскрыл лежавшую на коленях планшетку и всмотрелся в карту, заложенную под целлулоид.

— Деревня Лопухово, — проговорил он. — До Горелова тридцать два километра…

Водитель поерзал на месте и, выражая нетерпение, сказал:

— Воды надо бы долить в радиатор, а то закипит.

— В Лопухове есть колодец, — ответил лейтенант, и этот ответ прозвучал как разрешение сделать остановку.

Машина выскочила на взгорок, и деревня открылась как на ладони. Ее рубленые почерневшие от времени и замшелые избы с взлохмаченными камышовыми крышами были рассыпаны по обе стороны дороги. Многие печально и грустно глядели темными, пустыми проемами окон и дверей. Кое-где они были заколочены досками.

Колодец стоял посреди деревеньки, с левой стороны по ходу машины, около столетней вербы с длинными, струйчатыми ветвями.

Машина сошла на обочину, легко перевалила через отлогий кювет и остановилась у самого колодца.

Лейтенант первым выскочил из машины и объявил:

— Сорок минут на заправку машины и завтрак.

Столичный курьер проснулся. Приняв вертикальное положение, он некоторое время недоуменно осматривался, пытаясь понять, как сюда попал, а потом зевнул, потянулся и полез в карман за сигаретами.

Пока водитель наливал в бак бензин из последней канистры, лейтенант приседал и неуклюжими движениями разминал затекшие от долгого сидения журавлиные ноги.