Некоторое время спустя мама позвала его в свою комнату.

— Кристофер, как ты мог! — сказала она. — В кои-то веки мне удалось заманить Баджет к нам в гости! Теперь она больше никогда не придет. Ты все испортил!

«Вот это да! — думал тем временем Кристофер. — Наверное, очень тяжело быть красавицей». Мама сидела перед зеркалом в окружении всевозможных маленьких баночек и бутылочек. Позади нее стояла служанка и в поте лица трудилась над мамиными локонами.

Кристоферу было очень стыдно, и он стал крутить в руках стеклянную баночку, чтобы скрыть смущение. Но мама строго велела ему поставить банку на место.

— Видишь ли, мой мальчик, деньги — это еще не все. Хорошее положение в обществе стоит дороже денег. Леди Баджет могла бы помочь нам получить и первое, и второе. Как ты думаешь, почему я вышла замуж за папу?

До этого Кристоферу и в голову не приходило искать причину, по которой мама и папа стали жить вместе. Он снова протянул руку к баночке, но вовремя вспомнил, что трогать ее нежелательно… и взял вместо этого мамин шиньон. Пока мама говорила, он вертел его в руках.

— У тебя будет папино благородное происхождение и мои деньги. Я хочу, чтобы ты пообещал мне прямо сейчас, что обязательно займешь в обществе достойное место рядом с лучшими людьми. Мама мечтает, чтобы ты стал великим человеком, Кристофер… Ты меня слушаешь?

Кристофер сначала пытался понять, о чем говорит мама, а потом перестал. Он ткнул в шиньон пальцем и спросил:

— А зачем это?

— Чтобы увеличивать прическу, — сказала мама. — Пожалуйста, послушай, Кристофер. Очень важно, чтобы ты прямо сейчас начал готовиться к будущему. Да оставь ты шиньон в покое!

Кристофер положил его на место.

— Я думал, это дохлая крыса, — проговорил он.

Мама, видимо, что-то перепутала, потому что шиньон действительно оказался дохлой крысой. Служанка и мама завизжали, выпроводили Кристофера и послали за лакеем с лопатой.

Потом мама часто звала к себе Кристофера и разговаривала с ним. Он стоял перед ней, стараясь не забывать, что нельзя играть с баночками, рассматривал свое отражение в зеркале и удивлялся, почему у него кудри черные, а у мамы — каштановые, да и глаза у него намного темнее. Ничто больше не прикидывалось дохлой крысой, но иногда какой-нибудь паучок осмеливался спуститься по зеркалу, как только мамины слова становились слишком непонятными.

Кристофер понял, что мама заботится о его будущем, и узнал, что потом ему придется попасть в общество с достойнейшими людьми. Единственное известное ему общество было Обществом просвещения язычников, которому он каждое воскресенье жертвовал монетку в церкви. Мальчик думал, что мама имеет в виду как раз его.

Потихоньку Кристофер навел справки у большеногой няни, и та сообщила, что язычники — это дикари, которые питаются людьми. Миссионеры были лучшими из людей, их-то и поедали язычники. Из всего этого Кристофер сделал вывод, что, когда вырастет, станет миссионером, и очень забеспокоился. Уж лучше бы мама выбрала для него другую карьеру.

Еще он спросил у няньки о девушках с рыбьими хвостами.

— А-а, ты имеешь в виду русалок, — засмеялась няня. — В настоящей жизни их не бывает.

Кристофер и сам это знал, потому что встречал их только во сне. Теперь он был убежден, что встретит там и язычников, если как-нибудь случайно попадет не в ту Везделку. Он был так напуган, что какое-то время, оказываясь в новой долине, сначала ложился на тропинку и осматривался, куда его занесло и какие там люди, и лишь потом двигался дальше. Никто не изъявлял желания его съесть, и в конце концов он решил, что язычники живут в том месте, которое к себе не пускает. Ему надоело беспокоиться напрасно, и он отложил все тревоги на «потом, когда вырастет».

Кристофер немного подрос, и люди в Везделках стали иногда давать ему деньги. Он научился отказываться, потому что, как только он дотрагивался до монет, все исчезало и он оказывался в собственной постели. Однажды такое случилось, когда красивая девушка, похожая на маму, смеясь, попыталась повесить ему в ухо сережку. Кристофер спросил бы об этом няню с большими ногами, да ее к тому времени уже не было. Другие же просто отмахивались:

— Отстань, я занята.

Пока Кристофер не научился читать, он думал, что все няни поступают так: приходят, живут месяц, всегда слишком заняты, чтобы поговорить, потом кривят губы и исчезают. Он поразился, когда прочитал про старых слуг, которые жили в семьях целую жизнь и умели рассказывать длиннющие (иногда весьма скучные) истории о жизни в стародавние времена.

В доме Кристофера ни один слуга не удерживался больше полугода. Кристофер считал, что происходит это из-за мамы с папой, которые перестали разговаривать даже через слуг. Теперь они писали друг другу записки. И поскольку им и в голову не приходило эти послания запечатывать, время от времени кто-нибудь приносил записку на верхний этаж и читал вслух.

Так Кристофер узнал, что мама всегда лаконична. «Мистеру Чанту курить сигары только в собственной комнате», или: «Новая прачка жалуется на прожженные дыры на рубашках», или: «Мистер Чант поставил меня в неловкое положение, уйдя с середины моего званого обеда».

Папа накапливал гору записок и потом отвечал на все сразу, путано и зло: «Моя дорогая Миранда, я курю там, где хочу, а прачку мы для того и нанимали, чтобы приводить одежду в порядок. И вообще, ты очень эгоистична: нанимаешь на работу каких-то грубиянов, которые нравятся тебе, а не мне. Если хочешь, чтобы я присутствовал на твоих приемах, найди повара, который бы отличал бекон от старых подметок, и постарайся поменьше глупо хихикать».

Как правило, прочитав папин ответ, служанки исчезали из дома уже к вечеру.

А Кристофера веселили эти послания. Благодаря им, по крайней мере, было ясно, что папа живой человек, хоть и любитель покритиковать. Но вскоре записки перестали читать — в доме появилась новая гувернантка.

Мама позвала Кристофера к себе. Она была вся в слезах.

— На сей раз твой папа превзошел сам себя. Следить за образованием ребенка — дело матери. Я желаю, чтобы ты пошел в хорошую школу, Кристофер, это очень важно. Но я не хочу принуждать тебя учиться. Ты сам должен решить. Ни с того ни с сего суется неумолимый папа и, не предупредив меня, приглашает эту гувернантку. Зная твоего папу, можно предположить, что это за чудище! Ох, бедное мое дитя!

Кристофер подумал, что новая гувернантка — это первый шаг на пути к миссионерству, прочувствовал всю важность происходящего и опять забеспокоился. Но гувернантка оказалась всего лишь скучной дамой с маленькими глазками, слишком осмотрительной, чтобы разговаривать с прислугой. К маминой радости, она не прожила с ними и месяца.

— А теперь мы действительно можем начать твое обучение, — сказала мама. — Следующую гувернантку я выберу сама.

И еще года два мама частенько повторяла эту фразу, а гувернантки приходили и уходили, как до этого няньки. Все они были скучными, пугливыми дамами, такими похожими, что Кристофер даже путал их имена. Для себя он решил, что основная разница между нянькой и учительницей заключается в том, что последняя перед уходом начинает рыдать и изрекает что-нибудь интересное про маму с папой.