– Видел? – спрашивает он у Пьера.

– Что именно? – осведомляется тот, предварительно глотнув из стакана вина.

Небольшая пауза. Пулен садится, Ренодель закуривает, Диксон бросает взгляд на окно.

– Это продолжается с самого утра. Они о чем-то догадываются… – отвечает он.

Пьер сохраняет невозмутимое спокойствие.

– Возможно, – ставя стакан на место, отзывается он. – Но уж точно не о том, что им грозит завтра.

– А не лучше ли?.. – нерешительно начинает Пулен.

– Что? – резко повернувшись, обрывает его на полуслове Пьер.

– Подождать…

Поскольку Пьер раздраженно передергивает плечами, Ренодель поспешно вставляет:

– Всего три дня. С тем, чтобы усыпить их внимание…

– Струсил? – обжигает его взглядом Пьер.

– Пьер! – вздрогнув и покраснев протестует тот.

– Восстание не откладывают, – убежденно заявляет Пьер. – Все готово. Оружие роздано. Парни в боевом настроении. Если станем ждать, рискуем не удержать их в подчинении.

Воцаряется тишина. Ренодель и Диксон садятся.

Пьер обводит строгим взглядом лица четырех товарищей и сухо спрашивает:

– Может, кто-то из вас не согласен? – Все молчат, и он продолжает: – Хорошо. Значит, завтра в десять. Вечером будем спать уже в покоях Правителя. А теперь вот что… – Присутствующие склоняются над столом, лица их напряжены, серьезны. Пьер вынимает из кармана и разворачивает карту восстания. – …Выступление начнется в шести различных точках…

Спальня Евы

Ева по-прежнему лежит на диване с закрытыми глазами. Внезапно она поворачивает голову, широко открывает полные растерянности глаза, словно ей привиделся кошмар, и истошно кричит:

– Люсетта!

Она приходит в сознание, но мучается от сжигающего ее изнутри пламени. С усилием приподнявшись, Ева отбрасывает одеяло и садится на край постели. У нее кружится голова. Она протягивает руку и хватает стакан с водой, стоящий на ночном столике. Залпом выпивает его содержимое и морщится.

– Люсетта! Люсетта! – зовет она слабеющим голосом.

Улица, на которой собираются заговорщики

– Пьер! – кричит молодой человек лет восемнадцати, бледный, нервный, явно что-то замышляющий.

Пьер только что покинул обшарпанный дом, в котором проходило заседание. Услышав свое имя, он смотрит в сторону зовущего, затем отворачивается и обращается к двум стоящим у входной двери на стреме крепким малым:

– Сейчас и другие спустятся. Можете идти. Сбор здесь, в шесть вечера. Ничего нового?

– Все тихо. Только вот этот стукачок… хотел войти, – отвечает один из них, кивком указав на молодого человека, наблюдающего за ними с другой стороны улицы.

– Люсьен? Ну и ну! – бросив снова на него взгляд и пожав плечами, произносит Пьер.

Отпустив часовых, которые быстрым шагом удаляются, Пьер подходит к своему велосипеду, привязанному цепью к колышку, и наклоняется над ним. В это время Люсьен переходит улицу.

– Пьер… – зовет он.

Тот его даже не замечает. Он снимает цепь и убирает ее под седло.

– Пьер! Выслушай меня! – умоляет паренек, подходя к Пьеру. Тот выпрямляется и молча с презрением смотрит на него. – Я не виноват… – жалобно произносит Люсьен.

Пьер рукой отстраняет его со своего пути и толкает велосипед вперед. Парень следует за ним, бормоча:

– Они истязали меня, Пьер… Часами избивали, а я почти ничего не сказал…

Пьер спокойно сходит на мостовую и садится на велосипед. Люсьен преграждает ему путь, положив руку на руль. На его лице гнев вперемешку со страхом.

– Вы слишком жестоки! – выходит из себя он. – Мне всего лишь восемнадцать, я… Если вы меня бросите, я всю жизнь буду считать себя предателем. Пьер! Они предложили мне работать на них…

На этот раз Пьер в упор смотрит на него. Люсьена бьет крупная дрожь, он цепляется за руль и срывается на крик:

– Ну, скажи же что-нибудь! Так очень удобно, ты не прошел через это! Ты не имеешь права… Ты не уедешь, не ответив мне… Не уедешь!

И тут Пьер с глубочайшим презрением бросает сквозь зубы:

– Пакостный доносчик! – И наотмашь бьет по лицу, глядя ему прямо в глаза.

Люсьен, задохнувшись, отступает на шаг, Пьер жмет на педали и уезжает. Слышится довольный смех: Ренодель, Пулен, Диксон и Ланглуа, выйдя из дома, все это видят.

Люсьен бросает в их сторону короткий взгляд, на мгновение замирает на месте и медленно удаляется. В его глазах блестят слезы ярости и стыда.

Спальня Евы и гостиная

Рука Евы покоится на ночном столике возле пустого стакана.

Она со страшным усилием приподнимается и вздрагивает от резкой боли.

Затем неверным шагом добирается до двери, открывает ее и застывает на пороге.

На диване в гостиной сидят Люсетта и Андре, девушка положила голову ему на плечо. Проходит несколько мгновений, прежде чем Люсетта замечает сестру.

– Андре… – глухо зовет Ева.

Люсетта, отпрыгнув от зятя, бросается к ней. Андре, ничуть не смутившись, встает и спокойно приближается к сестрам.

– Ева! Тебе не следует вставать… – с упреком произносит Люсетта.

– Побудь здесь, Люсетта. Я хочу поговорить с Андре с глазу на глаз, – только и отвечает Ева, поворачивается и скрывается в спальне.

Андре подходит к потрясенной Люсетте, жестом просит ее остаться и идет за женой.

Ева стоит, опираясь на ночной столик.

– Андре, я запрещаю тебе притрагиваться к Люсетте… – выдыхает она. Андре делает несколько шагов по комнате, изображая недоумение. – Бесполезно говорить с тобой об этом, – собрав все свои силы, продолжает Ева. – Знаю… Вот уже несколько месяцев я наблюдаю… Это началось, когда я заболела… Оставь ее в покое… – Ей все труднее изъясняться. – Ты женился на мне из-за моего приданого и заставил меня пережить ад… Я никогда не жаловалась, но не позволю тебе дотронуться до моей сестры… – слабея выговаривает она.

Андре невозмутимо наблюдает за ней. Ева с трудом держится на ногах и тем не менее твердо продолжает:

– Ты воспользовался моей болезнью, но я поправлюсь… Я поправлюсь, Андре. И защищу ее от тебя… – Силы оставляют ее, она падает на постель.

Становится виден ночной столик. Страшно побледнев, Андре не сводит взгляда с пустого стакана. Его лицо выражает нечто вроде облегчения.

– Я поправлюсь и увезу ее далеко отсюда… далеко отсюда… – слышится слабеющий голос Евы.

Дорога в предместье

Люсьен с мертвенно-бледным, блестящим от пота лицом и перекошенным ртом, весь во власти одолевающей его злобы, поджидает кого-то, притаившись за углом дома. Он держит руку в кармане куртки.