Скользкая кожа слегка порозовела и опухла, как свежевыпеченный хлеб, губы уже начали сереть. Голова запрокинулась назад, в свете свечей никаких отметин на его горле я не заметила. Схватившись за край ванны, я вылезла. Ноги предательски дрожали. Как только я отпустила его, тело тут же ушло под воду, и мне пришлось вытащить затычку, путаясь в его мокрых всклокоченных волосах. Пока вода утекала, я сходила за полотенцем, потом вытерла ему грудь и положила ладонь на сердце — ничего. Я наклонилась и потянула уставшие мышцы. Пол был залит водой, край ванны испачкан кровью и табачными крошками. Надо отмыть тут все горячей водой.

Чтобы вытащить тело из ванны, пришлось его практически обнять. Труп оказался тяжелым. Когда мне наконец удалось положить его на пол, я прикрыла тело полотенцем и села рядом, скрестив ноги. Так я просидела до тех пор, пока тело не остыло.

Слегка приподняв полотенце с его лица, я наклонилась и прошептала ему на ухо:

— Меня зовут не Элизабет, а Джудит!

Восемью неделями ранее…

Одевалась я под песню Коула Портера «Miss Otis Regrets» в исполнении Эллы Фицджеральд. Эта песня всегда поднимала мне настроение. Спальню в своей квартире на площади Санта-Маргерита я превратила в гардеробную: зеркальные шкафы «Молтени» вдоль стен, туфли, сумки, шарфы — все на виду, все в зоне доступа, и это тоже поднимало мне настроение. Квартиру я выбрала на piano nobile, с видом на площадь и старинный рыбный рынок, отделанный белым камнем. Одну из стен гостиной я снесла, чтобы увеличить пространство, а в изножье кровати, прямо перед одним из трех арочных окон, поставила ванну на массивном основании из зеленого мрамора. Ванная комната, выложенная античными персидскими изразцами, находилась за гардеробной на месте бывшей лестничной клетки. И это были еще далеко не все радости нового дома Элизабет Тирлинк. Архитектор долго ворчал по поводу несущих балок и разрешений на перепланировку, но через девять месяцев после моего прибытия в Венецию я обнаружила, что расплата за грехи делает невозможное возможным. На стенах я развесила приобретенные в Париже картины — Фонтана, «Сусанна и старцы» и Кокто, добавив к ним еще одну современную работу: небольшую картину Агнес Мартин в белых и дымчато-серых тонах, которую приобрела на «Paddle8», онлайн-аукционе в Нью-Йорке. Кроме того, я воссоединилась и с остальными французскими шедеврами, за исключением лишь обезглавленного трупа Рено Клере, который навеки остался в наглухо заколоченном ящике в хранилище предметов искусства недалеко от Венсенского замка. Что бы там обо мне ни думал этот архитектор, утечки мне были совершенно ни к чему.

Написанное от руки приглашение на мою первую выставку выглядывало из-за рамы зеркала. Элизабет Тирлинк будет в высшей степени рада видеть вас в галерее «Джентилески»… Делая прическу, я вновь перечитала эти слова. У меня все получилось! Я стала Элизабет, а Джудит Рэшли теперь не более чем призрак из прошлого, лишь имя в паспорте, который лежит в ящике моего письменного стола и которым я никогда не пользуюсь. Я ласково провела рукой по аккуратному ряду вешалок с платьями, наслаждаясь гладкостью джерси и обволакивающим весом натурального шелка. На открытие я собираюсь пойти в приталенном платье из темно-синей чесучи от «Фиге», которое сзади застегивалось на крошечные пуговицы из золота и бирюзы, на манер чонсама. Ткань глубокого, насыщенного цвета сияла в моих руках. Для Элизабет я выбрала стандартный строгий образ галерейщицы, но где-то в глубине моей души ретиво потряхивал гривой молодой единорог. Я посмотрела на свое отражение и медленно улыбнулась: Ливерпуль остался далеко позади.

Одна из работ, на которой моей матери удалось задержаться хотя бы ненадолго, была работа уборщицы в доме около Сефтон-парка, уютного викторианского уголка с деревьями и оранжереями практически в центре и всего в трех автобусных остановках от нашего жилья. Однажды, когда мне было лет десять, в конце учебного дня я поняла, что забыла ключи от дома, и пошла искать маму.

Дома здесь были огромные, исполины из красного кирпича, с большими панорамными окнами. Я несколько раз позвонила, но никто не открывал. Ужасно нервничая, я попробовала открыть дверь. В коридоре пахло мебельным лаком, стоял слабый аромат цветов, на паркете лежал яркий коврик, а все пространство от входа до широкого лестничного пролета на второй этаж было заставлено стеллажами, полными толстых, тяжелых на вид книг. Здесь было так тихо. Стоило мне прикрыть за собой дверь, как все звуки тут же стихли: ни бормотания телевизора, ни резких криков ссорящихся супругов, ни визга играющих детей, ни рева двигателей, ни скребущихся домашних животных. Осталась только… тишина. Мне захотелось дотронуться до корешков книг, но я не осмелилась. Я еще раз позвала маму, и она вышла в коридор в спортивном костюме, который надевала во время уборки.

— Джудит! Ты что тут делаешь? С тобой все в порядке?

— Да, я просто ключи забыла.

— Ты до смерти меня напугала! Я уж решила, что это грабители! — воскликнула она, устало потирая лоб. — Придется тебе подождать, я еще не закончила.

Внизу около лестницы стоял большой стул, а рядом с ним — торшер. Я включила свет, и вся комната словно стала более сконцентрированной и сияющей, наполненной спокойствием и уединением. Скинув с плеч школьный рюкзак, я аккуратно поставила его рядом со стулом, а потом вернулась к стеллажам. Думаю, я выбрала книгу по корешку — ярко-розовый, с золотыми тиснеными буквами. «Вог, Париж, 50 лет». Книга оказалась посвящена моде, там было множество фотографий женщин в экстравагантной одежде и украшениях, лица скрыты за маской идеального макияжа. Медленно я перевернула страницу, потом еще одну, погрузившись в транс от насыщенных, элегантных цветов. С одной из фотографий на меня смотрела женщина в ярко-синем бальном платье с пышной юбкой, она перебегала через дорогу, будто на автобус опаздывала. Я уставилась на фотографию как завороженная. Потом перевернула страницу и снова впала в транс, потом еще и еще. Не знаю, сколько времени я провела за этим занятием, но пришла в себя, лишь когда поняла, что умираю от голода. Я встала со стула, скрипнул паркет, я аккуратно положила книгу на стул, но тут одна из дверей вдруг распахнулась, и я в испуге обернулась с виноватым видом, как будто что-то натворила.

— Ты что здесь делаешь? — произнес резкий женский голос, в котором угадывались нотки страха.

— Извините… Простите. Меня зовут Джудит. Я ключи дома забыла и зашла за мамой, она сказала мне подождать, — пробормотала я, смущенно указав на дверь, за которой моя мама скрылась, как мне на тот момент показалось, уже несколько часов назад.

— Ах вот оно что… Понятно. Она еще не закончила? — спросила дама и сделала мне знак следовать за ней по коридору, ведущему на большую уютную кухню. — Вы здесь?

Позади стола стоял диван, а рядом на полу валялись яркие подушки, на которых лежала моя мама.

— Вы здесь? — повторила дама.