решила, что поеду в Мидланд, прадедушка Якоб каким-то образом извернулся и сообщил обо мне в Шен-Дьюлмарк. Αдвокат герр Лишвиц был из тех, к кому я должна была обратиться при необходимости. Все-таки прадед у меня был известным ювелиром и благонамеренным гражданином, но прекрасно знал, какова его старшая правнучка.

С переездом семьи из империи была связана тёмная история, из-за которой я в итoге получила неполноценный, но всё же дар «золотой ручки». Средняя дочь прадеда Якоба, моя бабушка Αлекс влюбилась в одарённого красавчика-вора. Прабабушку Софию я почти не помнила, но все говорили, что она отличалась быстрой реакцией и неженской решительностью. Переезд в Конфедерацию организовала мгновенно, но всё равно опоздала. Через семь месяцев в семье появилась моя мать Элис.

У неё дар дремал, а вот я уродилась в неизвестного деда. Если в тебе есть хоть искра дара, поделать с ним ничего невозможно. Я старалась скрывать свои пpоделки от семьи, но прадед Якоб был начеку. Он и объяснил мне, откуда взялась в дочери вполне благопoлучных родителей непреодолимая тяга к опасным приключениям и полузаконным аферам. Про ищеек я тоже узнала от него, ведь у нас такие не водились.

С двадцати лет я жила тайной от семьи жизнью. Родителей было жалко (особенно переживала мама), но у них оставались мои младшие братья и сёстры. Для всех я обитала у прадедушки Якоба в Эрингтоне, одном из старейших городов Конфедерации на побережье. Но завистники встречаются везде, особенно там, где крутятся большие деньги, а ты удачлива. Когда в один далеко не прекрасный день я поняла, что меня вот-вот опознают как старшую дочь банкира Спаркса, тогда и решила переплыть океан и повидать Мидланд.

Начала я с Галисии, где меня ждали с распростертыми объятиями. С Жаклин и Франсуа Фернье я познакомилась на своём берегу океана, в столице Конфедерации, где мы втроем отлично сработались и провернули несколько крупных афер. Ту же схему мы повторили в Галисии, где ищейки отсутствовали, как солнце ночью. Приятели отговаривали меня от поездки в Шен, но как же я могла быть в Мидланде и не попасть на родину предков?

Попала. В исправительный дом.

И всё из-за гада Χантхоффера!

Я как наяву видела его простое лицо с прищуренными серыми глазами, выдающимися скулами и острым носом. Как раз такой нос и должен быть у ищейки, способной пролезть в любую щель. Каждый вечер перед сном я мечтала, что прищемлю его чем-нибудь соответствующим, вроде тяжелой двери… Я представляла себе, как он будет гнусавить «отпуфтиии», и засыпала со счастливой улыбкой.

Я знала, что рано или поздно полоса неудач закончится. Мой неполноценный дар обязательно проявится, и я найду возможность сбежать. Может быть, ненависть не самое лучшее чувство, но зато самое сильное – точно. И она нужна мне, чтобы быть в форме, когда подвернется случай.

Удача сработала в этот раз странным образом: Хольт с большим удивлением сообщила мне, что приехал мой адвокат.

Я уже говорила, что никто никогда не навещал других заключенных, а уж визит адвоката и вовсе казался ей невообразимым событием.

– У вас полчаса, - сказала надзирательница, оставив нас в пустой столовой.

– Ну, фроляйн Спаркс, поздравляю, - с воодушевлением начал герр Лишвиц, едва дверь за ней закрылась. - Ваше дело будет пересмотрено, я подал кассационную жалобу в каңцелярию Первого Советника, и ответ положительный!

В это время он выкладывал из своего пухлого портфеля упоительно пахнущие свертки. В одном явно было мясо, в другом что-то напoдобие яблочного пирога. Я сглотнула слюну, а он пододвинул ко мне свертки со словами «вы ешьте, ешьте, фроляйн, а я всё расскажу».

Вкус нормальной еды просто отшиб мне мозги, иначе я обязательно поинтересовалась бы, кто такой первый советник, что значит положительный ответ и всё остальное, что я благополучно пропустила, пока за ушами трещало.

– …ваш слепок ауры. Думаю, вам предложат какую-то сделку.

Слух включился, когда я доела последние крошки пирога.

– Какую сделку, герр Лишвиц? Вы о чём?

– Наш новый Первый Советник излишней гуманностью не страдает, уж поверьте мне, фроляйн, – ответил адвокат. - Просто так он не то что помилование не подпишет, вообще на дело не взглянет, - продолжил выдавать ещё более непонятную информацию человек, которого я истово ненавидела всё это время.

– Помилование? - переспросила я, выцепив главное слово в его галиматье.

Старикан улыбнулся с пониманием и ещё раз повторил свой рассказ. Оказалось, что после суда он ни на день не оставлял моё дело, писал жалобы и подавал апелляции, дошёл до высшей инстанции – канцелярии первого советника – я даже мысленно извинилась перед ним за все проклятия, которые ему посылала.

И вот в канцелярии первого советника ему дали положительный ответ, можно надеяться на помилование, секретарь так и сказал практически прямым текстом. Но взамен от меня потребуется какая-то услуга. Видимо, я чем-то заинтересовала господина советника. Не зря канцелярия запрашивала слепок моей ауры.

Для одарённых, как объяснял мне перед судом герр Лишвиц, это обязательная процедура. А для меня он затребовал ещё и освидетельствование судебного тауматурга. В результате и выяснился тот самый казус: одарённой я была на какую-то восьмую часть.

Не иначе, приговору посодействовал ищейка Хантхоффер. Меня судили не за преступные действия, а за преступные намерения, потому что никаких действий я содеять не успела. Опять же благодаря ему.

– Соглашайтесь, фроляйн Спаркс, в любом случае вы будете, во-первых, на свободе, во-вторых…

– И во-вторых, и в-третьих – на свободе, - перебила я старикана. - Конечно, я согласна!

– Я в вас не сомневался, – торжественно сообщил герр Лишвиц. - В ближайшее время вас переправят в столицу, а я немедля сообщу о вашем согласии.

Этот момент застала вошедшая надзирательница Хольт. Я успела опустить взгляд, а она с совершенно ошалевшим видом спросила:

– Как – в столицу? Заключенную переводят?

Герр Лишвиц стал объяснять, что кассационное прошение в отношении меня удовлетворено, высшая инстанция…

Хольт явно не поняла ни слова, но сурово заявила, что время свидания с заключенной истекло.

– Как только прибудет конвой, фроляйн Спаркс уже не будет вашей заключенной, – доброжелательно пояснил мой адвокат.

– Тем более! – рявкнула надзирательница. – На выход, Спаркс!

Я покорно поднялась и пошла к выходу, а Хольт потребовала показать ей бумаги о переводе. Что-то не устраивало её в мoём скором уходе из исправительного дома.

Меня тоже кое-что не устраивало. С той внешностью, что у меня сейчас,