— Такова жизнь в этом возрасте, — говорит Манкс.

Я киваю.

Теперь мне за сорок и никто не отвергает меня на том лишь основании, что я на год младше.

— У женщины могут найтись какие угодно причины — например, то, что за мной тянется шлейф неудачных связей, — но возраст тут ни при чем.

Мне до сих пор немного обидно, что девчонки в классе смотрели на меня свысока, будто на недоразвитого. Они были правы: по сравнению с ними я таким и был.

Я никогда не любил школу. Не знаю толком, почему; если оглянуться назад, ничего особенно дурного не происходило. Но когда тебе двенадцать или тринадцать, одних трений с учителями хватает, чтобы тебе стало паршиво.

Друзей, помимо Грега, у меня было мало. Мы не любили спорт и не смотрели телевизор, и нам не о чем было, по большому счету, разговаривать с одноклассниками. Наши длинные волосы и хиппанская одежда везде вызывали насмешки. Подружки у меня никогда не было. Лет где–то до тринадцати я и не осознавал, что у парней бывают подружки. Я был в шоке, когда увидел, что знакомые ребята водятся с девчонками. Эту стадию развития я, кажется, проскочил.

— Как по–твоему, нам стоит завести подружек? — спросил я Грега, силясь обратить вопрос в шутку.

— Само собой, — сказал Грег.

Больше по данной теме нам в головы ничего не приходило. Никто из нас не знал, как заводят подружек. Разнося в утренних потемках газеты, мы не проронили ни слова до конца маршрута.

— С кем бы ты хотел гулять? — наконец спросил Грег, складывая экземпляр «Скотсмэна», чтобы запихать его в почтовый ящик.

Я пожал плечами: мол, я еще не настолько продумал вопрос, чтобы принимать окончательное решение. Это была неправда. Я уже знал, что если когда–нибудь заведу подружку, Сюзи — кандидатура номер один. Я часто встречал Сюзи по дороге в школу, и по большинству предметов мы были с ней в одной группе.

Я не хотел выдавать ее имя Грегу — он мог высмеять меня за то, что я так высоко мечу. Как–никак, Сюзи была на девять месяцев старше меня, а в тринадцать лет это начинает сказываться. Я еще оставался ребенком, играл в игры. Сюзи же вдруг превратилась в юную женщину — при макияже, в новой одежде, с новыми взглядами и с очень заметными новыми формами.

— Сюзи симпатичная, — огорошил меня Грег. Стало не по себе от того, что и он ее уже приметил.

— Ты так думаешь?

— Конечно, — сказал Грег. — Такая кобылка.

В нашей школе так выражалось одобрение. Живописно, ничего не скажешь.

В дом Сюзи мы газеты не носили, но закончив доставку, шли мимо, пожирая глазами окно ее спальни.

Где–то месяц спустя я спросил Зеда, что он думает о Сюзи. Он пожал плечами: мол, ничего вообще он о Сюзи не думает. Это было коварно — в ретроспективе, — поскольку в итоге он стал с ней ходить и очень меня расстроил, но, по правде говоря, Зеду не с чего было делиться со мной своими мыслями. Он учился на год старше меня. Это считалось — много.

Я не собираюсь говорить о школе много. Все–таки и ты ходил в школу. Сам знаешь, каково оно. Но, возможно, ты не знаешь, каково ходить в школу, когда в твой город приезжает с концертом «Лед Зеппелин», как это было в Глазго в 1972–м.

Мы с Грегом впали в настоящую депрессию, когда Зед стал гулять с Сюзи. Часто темными вечерами, стоя где–нибудь на углу и маясь от безделья, мы друг другу на это жаловались.

— Зеду хорошо, — говорили мы. — Сюзи не постесняется с ним гулять. Он ведь на год старше.

На самом деле, не только возраст давал Зеду право стать парнем достожеланной Сюзи. Зед был одним из самых клевых людей в нашей школе. В начале семидесятых он ходил на уроки в «афгане», а иной раз — и заплетя волосы в косы. Учителя жаловались, что у него длинные волосы, а он посматривал на них сквозь синие ленноновские очки.

Зед был слишком крут, чтобы со мной дружить. Его приятели не удостаивали меня и словом. Не снисходили. А Зед похоже этим не морочился. Мы жили неподалеку друг от друга и, если встречались по дороге в школу, он держался очень дружелюбно.

Нам нравилась одна музыка. Ни у него, ни у меня не было сомнений, что лучшая группа в мире — «Лед Зеппелин». И не просто лучшая из существующих, но лучшая из возможных. Если бы во Вселенной имелся платоновский идеал рок–банды, совершенная банда, которой остальные — лишь бледные отражения, это были бы «Лед Зеппелин».

Это было неоспоримо в 1972 году, и я не собираюсь вступать ни в какие споры сейчас. «Лед Зеппелин» были лучшей группой — точка.

При том, что нам с Грегом не хватало крутизны, чтобы претендовать на роль парня Сюзи, мы, во всяком случае, могли ходить к ней в гости по–дружески. Пить чай, слушать пластинки и разговаривать. Иногда Сюзи делилась планами на будущее:

— Я решила поступать в университет на врача.

Мы с Грегом были потрясены:

— А там же вроде долго надо учиться?

Сюзи кивала. Как девушка целеустремленная, она не имела ничего против долгого обучения.

— Хочу, чтобы Зед тоже пошел в университет, — продолжала она. — А он заладил, что хочет поехать в Индию.

В те годы это было довольно популярное путешествие, но Сюзи его явно не одобряла. По мне, идея была замечательная, но я промолчал, не желая ей противоречить.

Сюзи. Красавица в фенечках и светло–коричневом «афгане» с зеленой вышивкой и белой меховой оторочкой. У нее была сумка из кожаных лоскутков и джинсовые сапоги на платформе. Кошачьи черты и белокурые волосы, очень светлые. Яркие блондинки не так уж часто встречались в Глазго, учитывая, что шотландцы по преимуществу — темноволосый народ. У меня у самого были белокурые волосы, хотя не такие светлые, как у Сюзи. Я, бывало, сидел на уроках позади нее и просто любовался ее волосами. Грег тоже. Мы еще не разобрались, в чем разница между любовью и похотью. Что и понятно — нам было по пятнадцать лет. Многие в этом так и разбираются до конца своих дней.

Грег был хорошим музыкантом и подумывал поступить в какую–нибудь группу, хотя это казалось делом трудным. В 1972–м все считали, что учиться играть на гитаре нужно с раннего детства, чтобы стать очень умелым музыкантом прежде, чем поступать в группу. Все стало по–другому в 1976–м, когда благодаря панк–року быть неважнецким музыкантом оказалось положительным качеством. Сегодня человек впервые брал в руки гитару, а завтра выступал на сцене. Такой расклад был гораздо лучше. Сейчас каждый может поступить в группу, даже если не умеет вовсе играть музыку, лишь бы мог управляться с сэмплером или компьютером, и такой расклад тоже гораздо лучше. Что за тупая мысль: дескать, сначала молодой человек должен стать виртуозом, а уж потом вылезти на сцену и выплеснуть в музыке свою тоску и фрустрацию. Это должно быть доступно каждому. Потому–то Грег подумывая насчет группы — склонялся к тому, чтобы поучиться на филологии в университете, а потом, может быть, устроиться куда–то на работу. У меня планов не было. Я никогда ставил себе никаких целей.