— Да ну тебя с твоими вечными подковырками! — обиженно отмахнулся Николай. — Налей-ка лучше чего-нибудь выпить, а не то я простужусь и слягу.

Пройдя в кабинет, Николай первым делом потрогал печку и, убедившись, что она горячая, решился избавиться от плаща. Потом снял цилиндр, бережно положил его на стол и принялся энергично тереть уши.

— Неужели, и вправду, так холодно? — спросил Матвей, разливая по рюмкам коньяк.

— Не то слово: мороз хуже, чем на Крещенье, да еще этот проклятый ветер! Собственно, я и не собирался гулять, потому так легко и оделся, — Николай выпрямился и многозначительно, торжественно посмотрел на приятеля. — Матвей, у меня к тебе очень важный разговор. Настолько важный, что я даже потрудился послать тебе утром записку, чтобы ты заранее к нему подготовился.

— Да я уж давно подготовился, — рассмеялся Матвей. — Ты написал, что будешь у меня в полдень, а уже третий час!

— Ах, ради Бога, оставь, наконец, свои глупые насмешки! — сердито вскричал Николай. — Дело и впрямь серьезное, речь идет о твоей судьбе. Да-да, — повторил он, потягивая маленькими глотками коньяк и выразительно посматривая на друга, — ни мало ни много, о твоей судьбе. Так что ты, уж пожалуйста, настройся на серьезный лад.

— Изволь, — сказал Матвей, раскрывая коробку с английскими сигарами. — Я настроился на самый серьезный лад и готов внимательно тебя выслушать. Итак?

Николай допил коньяк и неспешно закурил сигару. Подождав, пока Матвей сделает то же самое, он напустил на себя глубокомысленный вид и, расхаживая взад-вперед по комнате, заговорил:

— Мой дорогой Матвей, в последнее время я много размышлял о твоем непростом положении. И вот к каким выводам пришел… Во-первых, я убедился, что ты полностью реабилитирован в глазах государя. Помнишь, что он сказал тебе при вашей случайной встрече? Он сказал, что прошлое пора забыть. То есть, не ему, а тебе — он-то уже забыл и снова считает тебя порядочным, достойным и благоразумным человеком. Больше того — героем, и это вполне справедливо: ты ведь проявил себя на войне как настоящий герой. Потом он добавил: «К сожалению, я не могу исправить того, что сгоряча натворил ваш отец, то есть отнять у вашего родственника имения и вернуть вам».

— Да, я это помню, — Матвей слегка нахмурился. — Но к чему ты клонишь? Я вышел в отставку и не собираюсь снова делаться офицером.

— Я и не призываю тебя к этому, — возразил Николай, — ибо тебе, друг мой, нужно сейчас совсем другое. И государь, если ты помнишь, тебе об этом прямо сказал. Он сказал, — Николай выдержал красноречивую паузу, — что тебе нужно выгодно жениться, чтобы поправить свое положение. И я целиком и полностью с ним согласен.

— Ты имеешь в виду брак по расчету? — сухо спросил Матвей, и на его лице проступило отвращение.

— Ну, разумеется, по расчету! — горячо подтвердил Николай. — А как же иначе при твоем плачевном положении? Ты беден, но, по крайней мере, у тебя остался графский титул и… твое непревзойденное мужское обаяние. А это не так уж и мало, поверь своему старшему и более опытному товарищу… Но понятное дело, — продолжал Николай, не дав приятелю вставить слово, — что здесь, в Петербурге, ловить нечего, кроме, разве что, пикантных приключений с замужними дамами. Здесь ни одно порядочное семейство не отдаст за тебя свою дочь. Ну и шут с ними, поищем в другом месте. Да, собственно, — продолжал Николай с какой-то странной, подозрительной торопливостью, — я уже и нашел для тебя невесту. И не кого попало, а…

— Подожди-ка, дружище, — прервал его Матвей. — Так ты что… сватать меня приехал, что ли?! — и, к негодованию приятеля, он звонко расхохотался.

— Да, черт побери, я приехал тебя сватать! — в сердцах топнул ногой Николай. — И я не понимаю, что тебя так забавляет. В твоем положении ничего забавного нет!

— Ну хорошо, — примирительно сказал Матвей. — Я не буду больше смеяться. Расскажи мне, что за невеста-то такая нашлась… для незадачливого бедолаги.

На лице Николая появилось интригующее выражение.

— Девушка двадцати лет, знатного рода и очень состоятельная. И не просто состоятельная, а очень богатая! Три тысячи душ в Рязанской губернии, особняк в Москве и превосходное подмосковное имение, душ в пятьсот или даже больше. Причем все имения не заложенные и весьма доходные.

— Заманчиво, — усмехнулся Матвей. — Но было бы еще любопытно узнать, что представляет собой невеста. Должно быть, страшна, как смертный грех?

— Ничего подобного! — возразил Николай. — Я встречал ее в обществе пару лет назад, она настоящая красавица!

— Но тогда она, наверное, весьма сварлива и злонравна? — предположил Матвей. — Или настолько глупа, что это не искупается достоинствами внешности и приданым?

Николай сердито засопел:

— Ты, душа моя, рассуждаешь так, будто у тебя большой выбор невест. Я, конечно, не могу знать, какой у нее характер и ум, но зато точно знаю, что один жениху нее уже был. Он простудился и умер накануне свадьбы. Бедняжка, наверное, так сильно переживала, что решила бросить свет и затвориться в своем имении… Изъяны, изъяны… Надо посмотреть на нее, а уж потом решать…

— Ты прав, — согласился Матвей. — Посмотреть на нее совсем не мешает. Я не могу поверить, что здесь нет никакого подвоха. Ну не может быть, чтобы красавицу, умницу и богачку не знали, как и пристроить! Не может и все, понимаешь?

Николай задумчиво почесал переносицу.

— Ну, конечно, какого-то небольшого подвоха здесь следует ожидать. Например, девица была так сильно влюблена в первого жениха, что утратила невинность…

— Чепуха, — отмахнулся Матвей. — Этим, друг мой, в наше время никого не удивишь. Нет, сдается мне, что здесь какая-то другая, более серьезная причина, по которой она не может найти приличную партию… Кстати, а кто ее сватает-то? — вдруг спохватился он.

— Князь Дмитрий Туманов, — ответил Николай. — А девушка — племянница его жены, которая является ее опекуншей.

Глаза Матвея изумленно расширились, а рука с сигарой, тянувшаяся в этот момент к пепельнице, застыла в воздухе.

— Как? — переспросил он, не веря собственным ушам. — Так, стало быть, речь идет о Юлии Прозоровской? Это ее хотят за меня сосватать?!

— Ну да, — растерянно подтвердил Николай. — А что… Ты был когда-то с нею знаком?

— Представь себе, да, — загадочно улыбнулся Матвей. — Мы познакомились в ноябре двадцать пятого года, за месяц до злосчастного восстания. Причем наше знакомство было весьма необычным. И не просто «необычным», а самым что ни на есть романтическим.

— И… что же?

— Да, собственно, ничего. Ты же знаешь, что в моих мыслях была тогда одна Катя. Несколько раз мы с Юлией встречались на светских вечерах, а потом… — Матвей болезненно поморщился, — потом произошло восстание и меня посадили в крепость за причастность к заговорщикам. Оттуда, как ты знаешь, я попал прямиком на войну и больше ничего не слышал о Юлии Прозоровской.