Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Теперь левую.
Мефистофель и Молот подошли к Тошеру с другой стороны.
Повторили процедуру.
Тошер снова страшно закричал, чувствуя, как от крика напрягаются и рвутся связки. Огонь охватил руки от кистей до плеч. Он попробовал вырвать левую руку, но боль стала еще безумней.
— Ну что, готов говорить? — спросил Мефистофель. — Готов к признанию? Готов принести жертву?
Тошер заскулил.
— Ты что-то сказал? Я не расслышал.
Мефистофель посмотрел на Молота:
— Поработай-ка с его членом.
Молот вытащил очередной гвоздь, подошел к Тошеру почти вплотную.
Тошер закричал еще страшнее, еще громче.
У Фауста началась рвота.
Тошер с трудом открыл глаза. Попробовал вздохнуть.
Сколько времени он сидит на этом стуле?
Много дней? Часов? А может быть, всего несколько минут? Он потерял ощущение времени. Осталась только боль — бесконечная, страшная боль.
Он не раз терял сознание. Его приводили в чувство. Пытки продолжались.
Снова и снова.
Они действовали с особой тщательностью. Молот получал от своей работы истинное удовольствие — Тошер это сразу понял. Он ломал Тошеру кости, лишал рассудка, уродовал душу. Методично, шаг за шагом. Пока в нем ничего не осталось от человека.
Пока он не превратился в ничто.
— Очухался, — услышал он голос Молота.
Мефистофель подошел поближе, посмотрел сверху вниз:
— Ну, готов говорить?
Тошер медленно кивнул. Глаза заливали слезы, он ничего перед собой не видел. Из носа текло, изо рта шла пена.
— Вот и чудненько.
Мефистофель снял с него маску, передал Молоту. Тошер судорожно вздохнул, чувствуя почти благодарность к своему мучителю.
— Итак, вопрос первый. С кем ты успел побеседовать?
— Его… зовут… Дон…нован… — Тошер с трудом выдыхал каждое слово. — Джо… Донован… корреспондент… г-газета… «Геральд»…
— Отлично. Следующий вопрос. Что ты ему рассказал?
— Все…
— Все?
— Все… что мне… известно…
Тошер посмотрел на Фауста. Тот трясся, словно в ознобе, лицо посерело, как у человека, который вот-вот упадет в обморок. Он все время отводил глаза.
— И как много тебе известно?
Тошер сказал.
— Как Джо Донован собирается поступить с твоей информацией?
Тошер хотел рассмеяться, но из горла вырвался гортанный, похожий на лай звук, который отозвался в теле очередной резкой болью.
— Использовать против тебя…
Мефистофель улыбнулся:
— У него это вряд ли получится.
Он жестом подозвал Молота, тот подошел и надел на Тошера маску. Тошер не сопротивлялся.
— Молодец, Тошер, — похвалил Мефистофель. — Вот видишь — можешь, когда захочешь. Это все, что мы хотели у тебя узнать. Ты нам больше без надобности. И все-таки последний вопрос. Собираешься ли ты еще раз разговаривать с Донованом? Или с кем-то еще?
Тошер качнул головой, издав стон, что могло означать «нет».
Мефистофель снова улыбнулся:
— Умница. Я тебе верю. Но знаешь, как в жизни бывает — через пару месяцев ты опять расхрабришься и начнешь думать: «Ничего-ничего, я заставлю их, таких-сяких, заплатить». Разве мы можем это допустить?
Тошер снова застонал, словно говоря: «Я никому ничего не скажу».
— И все-таки доля риска имеется. А я не хочу рисковать. Совсем не хочу. — Он начал мерить шагами пространство, будто размышляя над собственными словами. — Я тебя, пожалуй, отпущу. Проявлю милосердие. Но при этом я должен сделать все, чтобы ты ни с кем не заговорил.
Что-то в его тоне не дало Тошеру почувствовать облегчение.
Мефистофель обошел вокруг, стуча каблуками по бетонному полу.
— Ты с историей знаком? — поинтересовался он. — Я имею в виду военную историю: события не столь отдаленные.
Тошер молчал. Он слышал только надрывный свист собственного дыхания.
Продолжая шагать, Мефистофель горестно вздохнул, печально покачал головой.
— Откуда тебе знать! — заключил он. — Россия в начале девяностых. Советский Союз трещит по швам. От него отворачиваются все страны Восточного блока. Социализм гибнет, капитализм торжествует. Товарищи хотят питаться в «Макдоналдсах», носить фирменные джинсы. Их огромный, похожий на медведя Борис не в состоянии удержать разбегающиеся республики. И как же, думаешь, он поступает? Что предпринимает в этом своем насквозь пропитанном водкой государстве? Вводит танки. Везде.
Он остановился прямо перед Тошером.
— Особенно бесцеремонно он поступил с Чечней.
Мефистофель расхохотался и снова зашагал вокруг Тошера.
— Господи, ну зачем я тебе все это рассказываю? Стоит ли перед свиньей бисер метать! Но я все-таки закончу. В общем, эта Красная армия, которая никогда и ни от кого… — он остановился и посмотрел Тошеру в глаза, — которая не знала поражений, с которой никто не хотел связываться… — снова зашагал, — короче, они облажались с чеченцами. И начали применять грязные методы. Отлавливали боевиков, заставляли говорить, а потом делали так, чтобы те навсегда замолчали.
Он остановился. Нагнулся, приблизив лицо почти вплотную к лицу Тошера.
— И знаешь, как они этого добивались? При помощи горчичного газа. Они надевали на них такие же маски, прикручивали к ним емкости с горчичным газом и заставляли делать вдох. После этого… — он повел плечом, — говорить, знаешь ли, не очень хочется. И не можется.
Он сделал знак Молоту, тот подошел к Тошеру и начал прикреплять к маске емкость.
Тошер заплакал.
Мефистофель отвесил ему пощечину:
— Будь мужчиной. Это не горчичный газ — мы не смогли его достать. Приходится пользоваться составом, который поставляет нам доктор Фауст. Но результат не хуже.
Молот завершил работу, открыл клапан, отошел назад.
Тошер перестал рыдать и попробовал задержать дыхание.
— Дышать-то все равно придется, — заметил его усилия Мефистофель. — Чем раньше вдохнешь, тем быстрее это для тебя закончится.
Газ обволакивал лицо под маской, обжигал, как кислотой; пузырясь, забирался под кожу, выедал глаза.
— Подонок… — выдохнул Тошер, — грязный подонок…
Это были его последние слова. Но Мефистофель их не услышал.
Тошер сделал вдох.
Джамал пулей пронесся по периметру площади, пролетел по улице Святого Кедда, свернул на Белгроув-стрит, пробежал пару десятков метров и остановился, хватая ртом воздух. Быстро огляделся, заскользил взглядом по клубящейся в угасающем осеннем дне толпе, как через скоростной бинокль выхватывая из нее направляющихся домой с работы служащих, беспомощно озирающихся заблудившихся туристов, группы неунывающих студентов, бродяг, сидящих прямо на земле с протянутой рукой, сутенеров, уличных наркоторговцев, проституток. Обычная картина. Людское море, то прибывающее, то мелеющее на глазах, волнами двигалось в сторону вокзала и станции метро Кингс-Кросс.