коснулись друг друга, принцесса добавила очень тихо, нарушая все правила приличия и переходя на ты:

— Ты очень, очень милый.

В следующий миг принцесса вспомнила, как подобает себя вести, сделала шаг назад, ее улыбка из искренней превратилась в любезную, а глаза стали грустными.

— Поэтому, — ее голос тоже изменился на вежливо-спокойный, — я буду безмерно рада, если Вы останетесь при моем дворе. Мне бы хотелось, чтобы Ваше сердце осталось столь же преданным, а Ваша рука служила мне верой и правдой. Вы можете рассчитывать на высокое звание и хорошее жалование. К тому же, — добавила она лукаво, — у вас будет возможность часто видеть меня на всяких светских собраниях.

Закончив говорить, принцесса, блистая царственной осанкой, прошла к трону и вновь заняла его, выжидающе глядя на меня.

Я глупо стоял и глядел на нее, пытаясь сообразить помутившимся разумом, что же именно мне сейчас ответили. Язык отнялся. Неловкие пальцы не удержали цветок, и тот упал на каменные плиты. Я хотел было наклониться за ним, но представил, как нелепо буду выглядеть, если попытаюсь это сделать в доспехах. Мне ничего не оставалось, как сдержанно поклониться, развернуться и покинуть зал, нарочито громко гремя латами.

— Ну как? — горгулья сгорала от любопытства.

Я по-прежнему не мог вымолвить ни слова.

— Отказала?

— Отказала! — выдохнул я. — Кажется, — и тут ярость начала изливаться из меня бешенным водопадом. — Она еще и издевается! Принцесса Множества Лун, видите ли… Нелепица какая! С каких это пор, интересно?

Я гневно посмотрел на луну, и та, не выдержав моего взгляда, сорвалась с неба и рухнула куда-то в горы, взметнув к небу столб обломков и пыли. Солнце благоразумно юркнуло за горизонт. Наступила ночь.

— Девушки любят романтику, — передразнила меня горгулья.

Сейсмическая волна от упавшей луны достигла нас. Грохот заложил уши, земля ушла из-под ног, а в следующий момент больно ударила меня по затылку. Когда все стихло, я поднялся на ноги, потирая ушибленные места. Горгулья, хлопая крыльями, опустилась на все еще нервно вздрагивающую землю и сочувственно произнесла:

— Ты слишком льстишь ее самолюбию. В скольких ипостасях ты уже просил ее руки?

— В четырнадцати, — мрачно буркнул я.

— Это если считать семерых гномов за одного, — осклабилось чудовище.

Я задумался. А затем медленно произнес, увеличиваясь в размерах и превращаясь в дракона:

— Да. Ты права. Она зазналась. Надо ее проучить. Узнает, как отказывать благородным рыцарям!

Горгулья восхищенно следила за метаморфозами.

— Теперь ты на меня похож! — самодовольно заявила она.

Не удостоив ее ответом, я развернул крылья, поймал ветер и поднялся в небо.

В мои намерения входило проломить стену замка, проникнуть в спальню принцессы, похитить ее и унести в пещеру в горах. Что делать с ней дальше, я еще не придумал.

Но принцесса была не в спальне. Я долго рыскал вокруг замка, заглядывая во все окна, пока, наконец, не нашел ее в саду. Вот скажите, что делать барышне в саду среди ночи?

Приземляясь, я погасил ветром от крыльев несколько горящих факелов, и сад, обычно светлый ночью почти в той же мере, что и днем, погрузился во тьму. Принцесса увидела меня и замерла от испуга. Бежать не было смысла. Мое громадное туловище нависало над ней, пасть, полная зубов, приблизилась к самому ее лицу.

И тут принцесса улыбнулась. Так обескураживающее и Я, как это обычно и происходило при наших встречах, растерялся.

Вдруг лицо ее нахмурилось, я отпрянул и в этот миг понял, что опять провалил дело. Не желая сдаваться, я потянулся к ней, чтобы схватить и унести как можно дальше. Мои острые когти уже почти сомкнулись вокруг ее тела. Вокруг этого хрупкого и нежного тела, которое так контрастировало с грубой чешуей моей лапы. Изящного тела в белоснежной ткани, которого уже почти касалась моя перепачканная землей кожа. Я вдруг вспомнил тонкий стебель тюльпана, зажатый в латной рукавице, и понял, что не смогу схватить ее. Яростно ударив по земле хвостом и сломав несколько деревьев, я резко взмыл вверх и устремился прочь.

— Паяц! — неожиданно для себя услышал я возглас, брошенный принцессой мне вслед.

Горгулья сидела на камне и глядела на мое неуклюжее приземление. На этот раз она даже не пыталась ни о чем спрашивать. Все было понятно и так. Медленно и безмолвно я принимал человеческий облик.

— И что теперь? — горгулья все-таки нарушила молчание.

Я не ответил.

Трансформация не остановилась на человеческом облике, а продолжилась. Я становился все стройнее и выше. В какой-то момент я создал перед собой зеркало, чтобы со стороны увидеть то, что получается.

— В этот раз я должен быть неотразим, — с мрачным удовольствием пояснил я.

— Особенно неотразим! — не удержалась от ехидства горгулья.

— Да, особенно неотразим, — я решил не замечать сарказма. — Она сама пойдет за мной. На этот раз она не сможет отказать. Я приду к ней тем, кому не отказывают, — говорил я, глядя как тело мое становится бесплотным и сквозь кожу прорываются кости, как глаза проваливаются все глубже в лицо, а затем превращаются в пустые глазницы. От тела остался один скелет, его обернул черный балахон и в следующий миг надулся и захлопал на ветру. Мои кисти сжали древко косы, и я закончил фразу: — Смертью.

Стражник перед покоями принцессы попытался не пустить меня. Он преградил дорогу, выставив вперед меч. Лицо его было белым от страха, губы сжаты, но решение защищать свою госпожу — непреклонным. Нельзя не проникнуться уважением к человеку, осмелившемуся перечить Смерти. Я хлопнул его по плечу, и бесчувственное тело свалилось на пол. На самом деле это был обморок от испуга, но представляю, что подумали окружающие.

Не затрудняя себя тем, чтобы открыть дверь, я прошел сквозь нее.

Принцесса сидела за небольшим столиком и держала в руках серебряный кубок.

— Я за тобой, — почти не глядя на нее, бросил я. — Идем!

— Ну, наконец-то! — выговорила принцесса. — Сколько же можно ждать!

Я непонимающе уставился на нее. Хорошо, что неподвижные кости черепа не выражают никаких эмоций.

— У меня тут самое лучшее вино, — принцесса подняла кубок, — а в нем — самый лучший яд. И я уже битый час сижу здесь, ожидая Вашего прихода! Невежливо так опаздывать.

— Но почему? — невольно вырвалось у меня. И тут же я прижал костяшки своих пальцев к зубам, прикрывая рот. Вообще-то, смерти положено знать ответы на такие вопросы. Но принцесса, похоже, на заметила моей оплошности.

— Ах, любезная Смерть, — вздохнула она, вставая. — Я так устала от этого несносного мира. В нем многие вещи вовсе не