“Люди с Большой земли, – Голлиен говорит медленно и звучно, растягивая слова. – Они хватают журнал ‘Аляска’, тычут в него пальцем и думают – эй, я отправлюсь туда, и вдалеке от людей урву себе кусочек хорошей жизни. Но когда они приезжают и действительно оказываются в глуши – нда, это явно не похоже на картинку в журнале. Реки быстры и широки. Комары жрут вас заживо. В большинстве мест толком не найдешь приличной дичи. Жизнь на природе – это вам не пикник”.

Дорога от Фербэнкса до границы Парка Денали заняла около двух часов. Чем больше они беседовали, тем меньше Алекс казался Голлиену чокнутым. Он был приятен в общении и явно хорошо образован, засыпал Голлиена продуманными вопросами о разновидностях мелкой дичи, съедобных ягод – “и обо всем таком”.

И все же, Голлиен был озабочен. Алекс признался, что из еды у него лишь десятифунтовый мешок риса. Его экипировка выглядела слишком скромной для жестких условий глубинной Аляски, где земля до апреля еще не избавилась от снежного покрова. Дешевые походные ботинки не были ни водонепромокаемыми, ни хорошо утепленными. Ружье было длинностволкой – слишком мелкой, чтобы на нее можно было положиться при охоте на крупных животных вроде лося или карибу, которыми он должен был питаться, если рассчитывал оставаться в глуши долгое время. У него не было ни топора, ни накомарника, ни снегоступов, ни компаса. Единственным средством ориентирования служила потрепанная карта дорог штата, которую он прихватил на автозаправке.

В сотне миль от Фербэнкса шоссе начало подниматься к подножиям Аляскинского хребта. Когда автомобиль переваливал мост через реку Ненана, Алекс посмотрел вниз на быстрый поток и признался, что боится воды. “Год назад в Мексике, – сказал он Голлиену. – Я оказался в открытом океане на каноэ и почти утонул, когда начался шторм”.

Немного позже Алекс вытащил свою примитивную карту и указал на красную пунктирную линию, пересекавшую трассу неподалеку от шахтерского городка Хили. Она означала дорогу, именуемую Тропа Стэмпид. Этот полузабытый тракт даже не отмечен на большинстве дорожных карт Аляски. На схеме Алекса, тем не менее, кривая линия змеилась на запад от шоссе Паркса примерно на сорок миль перед тем, как раствориться в самом сердце дикого бездорожья к северу от горы МакКинли. Именно туда, объяснил Алекс, он хотел отправиться.

Голлиен решил, что план автостопщика безрассуден, и не единожды пробовал отговорить его: “Я сказал, что там, куда он направляется, охотиться непросто, и он может искать целыми днями, но так и не добыть дичь. Когда это не сработало, я пытался напугать его историями о медведях. Что длинностволка, вероятно, способна лишь разозлить гризли, не причинив ему вреда. Алекс не выглядел слишком озабоченным. Он лишь сказал – “я вскарабкаюсь на дерево”. Тогда я объяснил, что в этой части штата деревья не вырастают достаточно высокими, и медведь способен шутя сломать любую из этих худосочных маленьких елей. Но он уперся. У него был готовый ответ на все, что я ему говорил”.

Голлиен предложил Алексу довести его до Анкориджа, купить ему кое-какую приличную экипировку и отвезти назад, куда он пожелает.

– Нет, но все равно спасибо, – ответил Алекс. – Я буду в порядке и с тем, что уже имею.

Голлиен спросил, имеет ли он охотничью лицензию.

– Нет, черти б ее драли! – фыркнул Алекс. – Пусть государство не сует нос в то, как я добываю себе пропитание. Имел я их дурацкие правила.

Когда Голлиен поинтересовался, знают ли родители или друзья о его планах, и сможет ли кто-нибудь поднять тревогу, если он попадет в беду и не вернется в срок, Алекс спокойно отвечал, что нет, и он, честно говоря, вообще более двух лет не общался со своей семьей. “Я совершенно убежден, что со всеми проблемами сумею разобраться самостоятельно”, – заверил он Голлиена.

“Не было никакой возможности переубедить пацана, – вспоминает Голлиен. – Он уже принял решение. Настоящий фанатик. На ум приходит словечко – экзальтированный. Он не мог дождаться момента, когда уже можно, наконец, отправиться туда и приступить”.

Три часа спустя после выезда из Фербэнкса, Голлиен свернул с шоссе и повел свой потрепанный внедорожник по заснеженной грунтовке. Первые несколько миль тропа Стэмпид была относительно ровной, и вела мимо хижин, разбросанных среди зарослей ели и осины. За последней бревенчатой лачугой, однако, дорога резко испортилась. Размытая и заросшая ольшаником, она превратилась в ухабистые, неухоженные колеи.

Летом эта дорога была бы непростой, но проходимой, теперь же ее укрывали полтора фута пористого весеннего снега. В десяти милях от шоссе, опасаясь, что он увязнет, если поедет дальше, Голлиен остановил свой Форд на гребне небольшого холма. Ледяные вершины высочайшего горного хребта Северной Америки мерцали у горизонта на юго-западе.

Алекс настоял, чтобы Голлиен взял себе его часы, расческу и то, что, по словам Алекса, было остатками его денег – восемьдесят пять центов.

– Мне не нужны твои деньги, – запротестовал Голлиен. – И у меня уже есть часы.

– Если вы не возьмете, я их выброшу, – весело парировал Алекс. – Я не хочу знать, который час, какой сегодня день или где я. И вообще ничего подобного.

Перед тем, как Алекс покинул пикап, Голлиен вытащил из-за сиденья пару старых резиновых башмаков и убедил парня взять их.

– Они были ему велики, – вспоминает Голлиен. – Но я сказал: “Надень две пары носков, и твои ноги останутся мало-мальски сухими и теплыми”.

– Сколько я вам должен?

– Брось, – ответил Голлиен. Затем он дал парнишке клочок бумаги со своим телефонным номером, который Алекс аккуратно засунул в нейлоновый футляр.

– Если выберешься оттуда живым, позвони мне, и я скажу, как ты сможешь вернуть ботинки.

Жена Голлиена дала ему с собой пакет кукурузных чипсов и два сэндвича с жареным сыром и тунцом на обед. Он убедил юного автостопщика взять эту снедь. Алекс вытащил из рюкзака фотоаппарат и попросил Голлиена снять его в начале тропы с ружьем на плече. Затем, широко улыбаясь, он скрылся за поворотом. Это произошло 28 апреля 1992 года.

Голлиен развернул пикап, вернулся к шоссе и продолжил свой путь до Анкориджа. Через несколько миль он проехал крохотный поселок Хили, где располагался пост полиции. У Голлиена мелькнула мысль остановиться и сообщить властям об Алексе, но он не сделал этого. “Я решил, что с ним будет все в порядке, – объясняет Голлиен. – Подумал, что Алекс, скорее всего, быстро проголодается и просто выйдет к шоссе. Так поступил бы любой нормальный человек”.

Джек Лондон – Король

Александр Супербродяга

Май 1992

Надпись, нацарапанная на куске дерева, обнаруженном на месте гибели Криса МакКэндлесса

Темный еловый лес хмурился по обе стороны замерзшего потока. Недавний ветер сорвал с деревьев панцирь наледи, и они, казалось, тянулись друг к другу, черные и зловещие в угасающем свете. Бескрайняя тишина царила над землей. Сама земля была опустошенной, безжизненной и недвижимой, столь одинокой и холодной, что источала даже не уныние. В ней чувствовался призрак смеха, но смеха более ужасного, чем любая тоска – смеха, безрадостного как улыбка Сфинкса, холодного как иней, с привкусом мрачной непогрешимости. Властная неизъяснимая мудрость вечности хохотала над тщетой жизни и ее жалкими усилиями. Это была сама Дикая природа, свирепая хладнокровная чаща Северных земель.