— Супер, — кивнул Бублик и стал сворачивать карту в трубочку, поскольку вся тактическая сторона дела лежала исключительно на нем, и план Морж рисовал для него. — Попрошу сверить часы и уточнить еще раз временной график.

Хрюн расправил могучие плечи, нежно погладил кожаную поверхность своего внушительного ежедневника и, раскрыв его, стал деловито водить толстыми пальцами-сардельками по страницам.

— Выезд со стартовой точки — шестнадцать ноль-ноль. Скорость, сами понимаете, будет небольшая, поэтому на точку номер два объект прибывает в шестнадцать двадцать-двадцать пять, да? До точки номер три пять минут езды от силы, тут никаких форс-мажоров не предвидится. Теперь вот что, братаны, — Хрюн посуровел лицом. — Здесь у нас относительно четвертой точки нет никакой ясности. Может быть, клиент туда поедет, а может быть, и нет.

— А что, выяснить — проблемно? — удивился Морж.

— Было бы не проблемно — выяснили бы, — еще суровее проговорил Хрюн.

— Не страшно, — подумав, произнес Бублик. — До четвертой точки ехать пятнадцать минут. Ну, в крайнем случае, подождут пацаны. Четверть часа — не смертельно. Перекантуемся.

Морж и Хрюн перевели дух. Если Бублик говорит «перекантуемся», то можно не беспокоиться. Потому что он ни разу в своей трудной и полной приключений жизни не соврал перед лицом своих товарищей. То есть, за базар отвечал абсолютно.

— Значит, все путем, — улыбнулся Хрюн. — На пятую точку клиент подъезжает через тридцать минут, а там на этой пятой точке его уже ждешь ты с пацанами.

— Ну, допустим, мы не на пятой точке его ждать будем, — пошутил Бублик. — Но дождемся.

— На саму операцию у нас от силы десять минут, — подвел итог Хрюн. — Чтоб дэпээсный и прочий народ не всполошился и не раскумекал, что к чему. Потом быстро ноги в руки — и на шестую точку. А там будем париться по мере необходимости.

— Главное, чтоб последнюю точку к тому времени сторожа на замки не заперли, — усмехнулся Морж. — А то будет девушкам расстройство.

— Не запрут, — покачал головой Хрюн. — Я договорился. На последней точке нас будут ждать столько, сколько надо. Главное, чтобы минеральная вода «Дипломат» на столах не выдохлась.

— И гости по домам не разбежались, — рассмеялся Бублик.

Степан Владленович, для друзей — просто Степашка, для недругов — Бешеный Кока, для партнеров и читателей популярных периодических изданий — богатый и удачливый бизнесмен господин Кокорев-младший подошел к зеркалу, которое было сделано по специальному заказу соответственно размерам клиента — два метра в высоту, полтора метра в ширину — и, пристально вглядевшись в отражение, одобрительно усмехнулся. Темно-серый костюм в тончайшую серебристую полоску, присланный по случаю торжества аж из самого Парижа за десять тысяч евриков, был словно подогнан по мощной его фигуре, ослепительно белая накрахмаленная сорочка снежно похрустывала при малейшем движении, галстук в свете надзеркальных плафонов переливался всеми цветами радуги, ну а что касается физиономии обладателя всего этого великолепия… Степа и прежде был благодарен родителям и судьбе, что они подарили ему мужественную и симпатичную внешность героя вестерна, защитника всех обиженных и угнетенных. Но сегодня на его героическом портрете проступили какие-то новые черты. Господин Кокорев не мог дать им точного определения, но то, что черты эти весьма облагородили его облик, было несомненно. «Говорят, все мужики глупеют накануне свадьбы, — подумал он. — Но по мне, кажется, этого не скажешь. Вполне прикольный пацан едет сегодня жениться». Слегка ослабив узел галстука и еще раз строго оглядев отражение, он решительно выдохнул, четко развернулся на сто восемьдесят градусов, как какой-нибудь солдат-караульный у Мавзолея и, распахнув дверь, торжественно вышел из просторной ванной пред очи близких родственников и друзей, которые должны были сопровождать его в почетном эскорте сначала до дома невесты, а затем во Дворец бракосочетаний. Близкие родственники в лице матери Виктории Петровны и старшего брата Николая с сыном и друзья в лице верных оруженосцев Моржа и Хрюна при его появлении дружно и восхищенно загудели. Потом мама немного прослезилась, Николай хлопнул Степана по плечу, а друзья и племянник выдали целый набор синонимов к слову «супер». А это кое-чего да стоило. Потому что если мать в каких-то случаях и может проявлять снисходительность к внешности младшенького любимца, то брат, друзья и племянник всегда оценивали Степу бескомпромиссно, с точки зрения самых высоких стандартов.

— Ну, поехали что ли… — пробормотал Степа со смущенной улыбкой. — Все готовы?

— Готовы, Степушка, готовы! — радостно заворковала мать. — Ты мне только одно сейчас скажи: мы отца сразу на регистрацию повезем или потом уж на свадьбу?

Степан вопросительно взглянул на старшего брата. Тот навещал отца регулярно, а вот Степе за хлопотами последнее время было недосуг в больницу заскочить.

Николай пожал такими же мощными, как у младшенького, плечами.

— Не думаю, что ему под силу две ездки выдержать, — в раздумье проговорил он. — Хотя врачи не возражают против его непродолжительного отпуска на волю. Последнее время ему гораздо лучше. Мам, решай сама.

— Такое событие, мальчики, — всхлипнула Виктория Петровна. — Он столько времени его ждал! С другой стороны, ему всякие волнения противопоказаны.

— Радостные волнения никому не могут быть противопоказаны, — решительно произнес Степан. — Я как главное действующее лицо на сегодняшний день торжественно заявляю: за отцом заезжаем.

— Ну и ладушки, — кивнул Николай. — Я позвоню в больницу.

Все сразу ожили и засобирались. Хотя чего там было собираться — шубы да дубленки накинуть, цветы — в охапку, и — вниз, где уже ждут украшенные пупсиками и шариками громадные джипы, элегантные «бумеры» и «мерсы» с личными шоферами и охраной. Жениху предусмотрительно подогнали отцовский подарок, приготовленный к торжеству еще с осени — отливающий серебром и длинный, как такса, «роллс-ройс». За радостным возбуждением и суетой у гардероба никто не заметил, как Морж и Хрюн переглянулись, а потом Хрюн набрал по мобильному телефону чей-то номер. Что он говорил, стоя в сторонке, тоже никто, естественно, не слышал.

От улицы Смоленской, где находилась основная резиденция Степана Владленовича, кавалькада тронулась по Московскому проспекту в сторону Техноложки — там на одной из многочисленных Красноармейских улиц затерялся скромный особнячок невесты, Натальи Николаевны Троицкой. Перед особнячком тоже скопилось немало средств передвижения — по исконно русской традиции полагается, чтобы невесту к алтарю провожали подруги. Впрочем, «алтарь» понимался весьма условно — Степа, в отличие от многих себе подобных, религиозных ритуалов не признавал, в храмах, куда изредка заглядывал, на него накатывала дурнота, и он иногда с искренней горечью в голосе говаривал друзьям, что Бог его пока за своего не признал. Может быть, за то, что в детстве пионерский галстук успел поносить и безбожные лозунги поскандировать. Надо сказать, что Наталья Николаевна, к моменту счастливого соединения со Степаном трижды побывавшая замужем, к венчанию также не стремилась. Степашка был, конечно, ужасно мил — и умом, и талантом, и фигурой, и мужской силой природа его не обделила. Но, обжегшись на молоке, и на воду дуют. Венчание может и подождать до тех пор, пока они окончательно не убедятся, что созданы друг для друга, и пока Бог Степашку все же не признает.