Женщина встревоженно вскинулась, всматриваясь в темноту комнаты, где почудилось ей неясное движение. Словно мелькнуло что-то — то ли тюль на ветру, то ли крыло огромной белой птицы. Но там ничего не было, и она, решив, что задремала, легла вновь, прислушиваясь к дыханию внезапно успокоившегося малыша.

— Ты пришел, — облегченно вздохнул он, глядя на склонившуюся огромную белую фигуру.

— Разве могло быть иначе? — спросил гость, улыбаясь. — Я был рядом, но до последнего мига надеялся, что они уйдут. Ты ведь под защитой.

— Я почти ничего не помню, — пожаловался он.

— Ты осужден. Поэтому тебя лишили связи с Сутью, — пожал плечами гость. — Это меня не тревожит. Но мне не хотелось бы оставлять тебя одного. Памятуя о том, что только что произошло, — тем более. Но решение бесспорно. Я закрою прорехи, и они больше не придут… Они не найдут…

— Странно… я же почувствовал их. И я помню, кто они. Разве я мог бы сделать это, не имея связи с Сутью?

— Да, — гость грустно усмехнулся, — но это всего лишь тоненькая нить, паутинка, воспоминание… И даже она лишь до тех пор, пока это маленькое тельце не взрастило в себе сознание.

Гость выпрямился. Что-то с шелестом плеснулось за его спиной, заполняя белым снегом всю комнату.

— До встречи через жизнь, — шепнул гость, проводя ладонью над кроваткой с затихшим ребенком. — До встречи…

Струйка свежего воздуха коснулась влажной от пота кожи, и женщина вновь встревоженно приподнялась. Что-то изменилось, казалось, в самом воздухе. Может быть, завтра будет дождь? Женщина поднялась, склонилась над детской кроваткой. Малыш спокойно спал, мерно и тихо посапывая. Его вид мгновенно успокоил женщину, лучше любого снотворного подействовав на состояние матери. Сон легким покрывалом коснулся ее, и через минуту весь дом был охвачен мирным безмолвием.

Зима нынче в Подмосковье выдалась великолепной. Много снега, мороз, частые солнечные дни. А вечером, когда ночь вступала в свои права, всем, кто, выйдя на улицу, поднимал взгляд вверх, открывалась почти чарующая картина ярких, крупных звезд, ясно видимых сквозь хрусталь зимнего воздуха.

Восьмидесятые перевалили на вторую половину, и мир вокруг выглядел таким же прозрачным, как этот чистый морозный воздух. Сегодня вечером во многих квартирах небольшого подмосковного городка люди садились гадать, как и много лет назад их предки. Близилось Рождество, и многие, ставя зеркала, соединяя свои руки на донышках блюдец или как-то еще, пытались нагадать себе счастья если не на всю жизнь, то хотя бы на следующий год. Человек всегда верит во что-то таинственное, немного страшное и непонятное, но тем как раз и притягивающее к себе. Такова его суть. И неважно, где он родился, вырос и живет — будь то знойная саванна Африки или прохладная Скандинавия, острова в Индийском, Тихом океанах или еще где на этой такой маленькой Земле, затерянной в необъятных просторах Вселенной.

— Прикольно, конечно, но пускай он мне ответит на какой-нибудь вопрос, — скептически усмехнулся юноша, наблюдая, как несколько его родственников с благоговейным ужасом читают буквы, указываемые скользящим под их руками блюдцем. — Давайте я спрошу, и сразу станет ясно, что это никакой не дух.

— Леша, успокойся, — одернули его. — Это не цирк. С духами нельзя шутить.

— Ну да. И кто же из вас дух? — вскинул брови юноша. — Почему вы не хотите, чтобы я спросил? Просто играетесь и понимаете, что ни на один серьезный вопрос ответить не сможете?

Он язвил лишь потому, что ничто не принимал на веру без веских доказательств. И пусть кому-то это могло показаться цинизмом или грубостью, но Леха ничего с этим поделать не мог. Хотя в глубине души ему безумно хотелось, чтобы это блюдце действительно оказалось замочной скважиной в иной, невидимый и неведомый, мир. Мир огромный и сложный, где нашли свое место под солнцем сонмы предков и где найдет со временем место и он сам. Ему очень хотелось поверить во все это, но сдаться, не получив подтверждений, ему просто не позволял характер.

— Если сам не веришь, иди, не мешай нам, — укоризненно покачала головой мама. — Не злобствуй. Просто дай нам спокойно этим заниматься. Ведь тебя-то никто не заставляет садиться в круг.

— Ну… я бы поверил, если вы позволите мне задать несколько вопросов, — упрямо качнул головой Леха, с детства продемонстрировавший, что он не привык сдаваться и не шибко признает авторитеты. — Что, вам слишком сложно дать мне возможность задать несколько вопросов?

Но тут блюдце под руками гадающих быстро задвигалось, мечась по листу ватмана с начертанными буквами и цифрами. Все оживились, моментально забыв о споре.

— Кто ты? — с чувством спросили сразу несколько голосов.

Блюдце продолжало метаться, совершая хаотичные движения.

— Тебе что-то мешает? — спросил отец.

Блюдце замерло над написанным ответом «Да».

— Что? — подхватили остальные.

Блюдце вновь заскользило по ватману, перебегая от буквы к букве. Все словно завороженные смотрели на его бег, повторяя хором указанные буквы.

— А… Эл… Е… Ка… Эс… Е… Й… — звучало хором. — Алексей?!

Блюдце метнулось к ответу — «Да».

— Леха! Прекращай! — зашумели все, обращая взоры на юношу. — Ты нам все гадание портишь!

— Чем я порчу?! — взвился юноша, гневно сверкнув глазами. — В прошлый раз кошка вам мешала, теперь я. Кому-то из вас, кто блюдце крутит, просто не нравится, что я могу его подловить.

— Прекращай уже. Нам что теперь, бросить все из-за твоего упрямства?

— Да ну вас всех! — обозлился Леха. — Сидите как дураки над этим блюдцем. Нашли себе игрушку…

Он быстро оделся и вышел из квартиры, хлопнув дверью. Он действительно здорово злился, лишившись даже надежды на то, чтобы поверить. Яркие звезды на черном бархате неба выглядели колдовскими и чарующими. Совершенно неожиданно Леха почувствовал, что пространство вокруг него как-то изменилось. Словно стоит сделать какое-то движение, раскинуть руки — и взлетишь, поднимаясь к далеким звездам. Раздражение и злость сменились ощущением, что его слышат. Неизвестно кто, но слышит. Леха встал, глядя на звезды.

— Если вы действительно существуете, проучите их, — вдруг попросил он, сам не зная, к кому сейчас обращается. Уж не к Господу, совершенно точно — в Советском Союзе середины восьмидесятых молодежь не говорила с Господом.

Ничего не произошло. Все так же смотрели сверху холодные звезды. Все так же кружились в медленном хороводе редкие кружевные снежинки. Тряхнув головой и подумав о собственной глупости, Леха зашагал дальше, слушая, как хрустит под ботинками снег.

Дома было тепло и уютно. Родители еще не вернулись от родни, скорее всего продолжая увлеченно гадать. Немного почитав, Леха забрался в постель и быстро уснул.

Родители вернулись далеко за полночь, усталые и невеселые. Проснувшись, Леха вышел их встретить.