Наверное, только я в жару обожаю есть борщ. Налила себе полную глиняшку, как я называю глубокие тарелки из обожженной глины, щедро добавила перца. Ела, вытирая пот со лба, и наслаждалась. Еще и сухарей подсыпала все время и съедала, пока они не набухали целиком, сохраняя жесткую сердцевину.

Наелась от пуза. Забросила посуду в раковину и отправилась спать. О том, что буду делать ночью, старалась не думать. Не младенец же, не должна перепутать день с ночью.

Разбудила меня режущая слух трель. Стоило взглянуть на будильник, как дверной звонок показался манной небесной. Время приближалось к шести, проспала я полдня.

— Как поживают тунеядцы? — заголосила с порога Олеся, подруга с детства и сослуживица в одном лице, и тут же прищурилась: — Ээээ, да ты еще хуже, чем я думала. Дрыхнешь, что ли?

В ответ смогла только промычать — ни глаза, ни рот слушаться не хотели. Я вернулась в комнату и уселась на диван, не заботясь, проходит или нет гостья. Такие, как она, не пропадут нигде, тем более не заблудятся в знакомой квартире. Гораздо важнее сейчас привести себя в нормальное состояние, заставить мозг проснуться окончательно.

— Так, так… Вот, значит, как ты решила провести отпуск? Обжираться и дрыхнуть? Хочешь превратиться в толстую корову?

Олеся с деловым видом прогуливалась по квартире и совала любопытный нос во все дыры. Даже на кухню умудрилась заглянуть и провести мини экспертизу на предмет, что я обедала.

— Опять борщом объедаешься? Да еще летом…

Она остановилась напротив меня, вся такая фигуристая, с блондинистыми локонами, голубыми глазами и курносым носом. Чем-то она напоминала мне Мерилин Монро. Не столько внешностью, сколько повадками: вилянием бедрами, жеманными улыбками. Хотя, внешне она тоже явно пыталась подражать великой актрисе.

— Ты меня воспитывать, что ли, пришла? Хотя, молодец, что пришла. А то я бы до ночи проспала.

— То-то же, скажи спасибо.

Олесе надоело бродить туда-сюда, и она с королевской грацией опустилась в кресло, правда, тут же расслабилась и откинулась на спинку, вытянув ноги.

— Устала, жуть. Есть хочу, тоже жуть. А еще, как бешеная собака.

— Что случилось-то? — поинтересовалась я.

Честно говоря, интереса не было. Олеся все время с кем-нибудь ссорилась на работе, кроме меня, пожалуй. Ее сварливый характер мало кто мог вытерпеть, как и желание нравиться всем мужчинам без исключения. С женской половиной нашего большого коллектива отношения у нее точно не складывались. Наверное, со мной она ладила только потому, что я до такой же степени не интересовалась мужчинами, как она интересовалась.

— Да, грымза наша придиралась весь день, — махнула она рукой, не собираясь развивать эту тему. Грымзой она называла начальницу. По правде говоря, в этом вопросе я была с ней солидарна, да и не только я. Таких вредных теток еще поискать. — Лучше объясни, почему так тухло выглядишь?

— Настроения нет.

Как еще можно ответить? Рассказать ей, что внезапно поняла, как несчастлива? Заранее предвижу реакцию Олеси: или начнет высмеивать, или воспитывать. А мне это надо?

— Вымой голову.

— Зачем? — Я потрогала волосы. В отличие от Олеси, я их не завивала, а выпрямляла и красила в ярко-рыжий цвет. Кто-то умный сказал, что так веснушки менее заметны. А меня последними природа щедро одарила, не поскупилась. — Вчера, вроде, мыла.

— От депрессии помогает, говорят…

Олеся отвечала машинально. Она уже обнаружила конверт, который я достала из почтового ящика, бросила на стол, не распечатывая, и благополучно забыла.

— Люсь, а что это, а? — спросила Олеся, повернувшись в мою сторону и подняв вверх конверт.

— Не знаю. Какое-то письмо, — пожала я плечами.

— И тебе не интересно? — Она вытаращила и без того огромные глаза, жирно подведенные черным карандашом.

— Да, просто, я забыла про него. И там все не по-русски…

— Люсь, оно из Италии, — не слушая меня, продолжала Олеся. Голос ее зазвучал благоговейно.

Так случалось всегда, когда речь заходила об Италии. Это тайная страсть Олеси, о которой знала только я. Пять лет назад она отдыхала в Римини, именно тогда и влюбилась в Италию. Бредила ею настолько, что записалась на курсы итальянского языка. Три года училась и сейчас говорила на нем свободно. Чтобы не потерять навыки, посещала дискуссионный клуб по выходным. Каждый год собиралась поехать туда, но все время что-нибудь мешало. В прошлом году Олеся настояла, чтобы я тоже сделала себе загранпаспорт. Только, воспользоваться им мне пока так и не посчастливилось.

— Можно, я его открою? — чересчур вежливо поинтересовалась Олеся.

— Конечно!

Она аккуратно оторвала тоненькую полоску от конверта. Немного помедлила, прежде чем достать содержимое. Смешно наблюдать за ней. Она на самом деле верит, что держит в руках кусочек Италии.

Олеся достала сложенные бумаги. Странно, но я даже не испытывала любопытства, что в них. Все еще ощущала сонливость. Вредно спать на закате. Из стопки выпало что-то, похожее на фотографию. Олеся наклонилась, подняла, внимательно рассмотрела карточку и отложила. Потом развернула письмо и принялась читать.

Тут уже и я почувствовала интерес. Переместилась с дивана в соседнее кресло и взяла фотографию со стола. Какой-то дом. Рядом пальмы. Так себе, ничего особенного.

— Едрит твою налево! — Олеся всегда так выражалась, если находилась на эмоциональном пике, в те моменты, когда мат неуместен. — Ты знаешь, что это? — Она кивнула на фото.

— Представления не имею.

— Это твой дом.

— В каком смысле?

Что-то сообразительность подводила меня основательно. Как ни старалась, ничего понять не могла.

— Этот дом принадлежит тебе по завещанию, оставленному… Сейчас гляну. — Она уткнулась в письмо. — Михаилом Савельевым. Родственник твой?

— Без понятия.

— Люсь, тут написано, — она потрясла перед моим лицом письмом, — что тебе следует приехать в Лампедузу и вступить в права владениями наследством.

— В лампе… что?

— Лампедуза, темнота. Это остров такой в Средиземном море, южнее Сицилии…

Олеся превратилась в сгусток мыслей — сидела, сосредоточенно глядя в одну точку, и тарабанила по столу пальцами. Она всегда так делала, когда что-то сильно заинтересовывало ее. Жаль, только, такие моменты приходилось наблюдать не часто. Заинтересовать ее — дело сложное, обычно она все уже знала, ничему не удивлялась и, как следствие, ни во что не вникала. Она даже сама о себе говорила: «Удивить меня сложнее, чем укусить себя за локоть».

Я воспользовалась минутной передышкой и тоже задумалась. Скорее всего, письмо по ошибке адресовано мне. Правда, на конверте мой адрес и фамилия, но это тоже может быть ошибкой. Мало ли Савельевых? Фамилия достаточно распространенная. В письме речь идет о наследстве, значит… А что это значит? А то, что мне следует отнести его в соответствующие органы, чтобы оно вовремя нашло адресата…