— Немного терпения, Хендрик. Сначала нужно привести себя в порядок. Ты же хочешь произвести благоприятное впечатление на местных дам?

— Я еду с тобой на одной лошади, потому что моим конем мы расплатились за гостиницу. Кроме того, у меня истерты ноги, а на куртке птичий помет. Какое впечатление я могу произвести в таком виде? Хочу жрать и спать. Желательно на кровати, а не под кустом. Еще хочу снять эти проклятые обтягивающие штаны и никогда их больше не видеть. Они мне врезаются в самый… самые…

— Сочувствую, — понимающе кивнул Оскар, тщательно соскребая остатки щетины лезвием ножа и промокая влажные щеки грязным носовым платком с изящным вензелем. — Ничего не поделаешь, дружище. Зато они подчеркивают твои выдающиеся достоинства. Чутье подсказывает мне, что сегодня нам повезет. Должно повезти.

— Что-то не нравится мне этот город, — капризно проворчал Хендрик. Облокотившись на парапет фонтана, он брезгливо зачерпнул несколько капель воды и размазал по заспанному, но все равно ангельски красивому лицу. — И вообще мне надоело скитаться. Вся эта чужеземная экзотика… шашлык-машлык… стакан-бардак… Котлет хочу. И пирога с мясом, как дома. Господи, я уже и не помню, как выглядит моя родина!

— Я напомню тебе, друг, — прищурился Оскар, пряча кинжал в ножны. — Родина выглядит так: голубая река, огибающая город; храмы с золотыми куполами; приветливо улыбающиеся красивые девушки; белые дома с резными ставнями. Просто рай. Жаль только, что на стене почти каждого дома висит бумажка с твоей смазливой рожей и подписью: «Особо опасный преступник. Награда за поимку — 1000 монет». Тебя все еще мучит ностальгия, или отпустило?

— Отпустило, — буркнул Хендрик. Подняв с земли щепку, он с ее помощью разделил белокурые волосы, подстриженные по моде на уровне ушей, на тонкий ровный пробор и наклонился над фонтаном пониже, чтобы пригладить непослушные локоны на лбу.

— Вот и ладушки, — сказал Оскар, начищая сапоги все тем же носовым платком. — Страховые полисы у тебя целы?

— Куда они денутся… Еще с полпачки осталось.

— Легенду не забыл?

Хендрик тоскливо закатил в небо голубые глаза и отбарабанил скороговоркой:

— Мы подданные тьмутараканского императора, в этом городе проездом. Ты финансист, известная дипломатическая персона, я твой несчастный, страдающий от любви племянник, которого подло бросила невеста. Карета с вещами и деньгами под охраной вооруженного отряда отстала и будет только завтра. Аминь.

Оскар удовлетворенно кивнул и, порывшись в пыли, поднял оброненный кем-то недоеденный леденец. Сполоснув его под струей воды, он торжественно вручил конфету напарнику.

— Угощайся, Хендрик. Это твой завтрак. А пока ты будешь наслаждаться этим чудесным безголовым петушком на палочке, будь добр — залезь в фонтан и собери монетки, которые лежат на дне.

— Опять? — Голубые глаза красавчика наполнились гневом. — Мы же не нищие, Оскар! Это, в конце концов, унизительно!

— Лезь, лезь. Поверь мне как финансисту, иметь деньги вовсе не унизительно. Унизительно их не иметь. Ну, что там? Семь монеток? Вот видишь! А ты сопротивлялся, дурашка. Счастливое число, хороший знак! Нутром чую — сегодня нам повезет!

— Все равно, — упрямо пробурчал Хендрик, по очереди отряхивая мокрые ноги и всовывая их в узорчатые щегольские сапожки с новыми блестящими подковками на подметках. — Не нравится мне этот город!

— А он и не должен нам нравиться, — философски заметил Оскар, пряча добычу в кожаный кошель и запрыгивая на спину флегматичной серой лошади. — Главное, чтобы мы с тобой понравились ему. А вот и солнышко!

Хендрик с ненавистью сощурился на поднимающееся солнце, будто надеясь убить его взглядом, и с кряхтением занял свое место позади Оскара.

— Куда теперь? — буркнул он.

— Туда, где разбитое сердце молодого красавца сможет найти кратковременное утешение, а старый дипломат послушает свежие сплетни. В трактир, конечно! Подлюка, ищи трактир!

Общеизвестно, что животные, прожившие рядом с людьми длительное время, неплохо понимают человеческую речь. Подлюка была умной конягой, списанной из цирка по причине пожилого возраста. Славное артистическое прошлое сделало ее незаменимой спутницей путешественника. Лошадь могла неделю питаться исключительно окурками, прекрасно понимала слова «трактир», «базар» и «бордель» на любом языке и находила вышеперечисленные заведения, руководствуясь одной ей известными приметами.

К сожалению, имелась и оборотная сторона медали. Услышав звук, хотя бы отдаленно похожий на аплодисменты, лошадь низко кланялась, сгибая колени и роняя седоков. А изредка, задумавшись во время монотонной скачки, начинала по старой привычке бегать по кругу, что невероятно раздражало Оскара и смешило Хендрика.

Получив команду «в трактир», рассеяно жующая окурок Подлюка встрепенулась. Сделав на радостях круг почета по пустой площади, она получила двумя парами пяток по бокам, деловито понюхала воздух и уверенно зацокала копытами в выбранном направлении.

— Вот увидишь, это окажется мерзкая забегаловка, полностью соответствующая этому мерзкому городишке! — упрямо буркнул Хендрик.

Оскар засмеялся.

— Дорогой племянник! Твое детское желание непременно оставить за собой последнее слово просто умиляет! Ручаюсь, у того ангела, что следит за каждым твоим грехом и пишет подробные отчеты, уже пальцы отваливаются. Хотя всю писанину можно свести всего лишь к трем словам: любвеобилен, хитер, везуч. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Хендрик скептически ухмыльнулся.

— А вот с этим, дядюшка, я категорически не согласен. Если верно то, что в небесной канцелярии на каждого из нас заведено подробное досье, содержащее правду, всю правду и только правду, то в моем случае тремя словами не отделаешься. Я бы на месте своего ангела начал так: «Хендрик. На редкость красивый молодой человек, сирота. Был в младенчестве подкинут добрыми людьми к воротам монастыря…»

— Нашли куда подкинуть, — подчеркнуто язвительно хохотнул Оскар. — Клали бы уж сразу под дверь борделя с запиской: «Осторожно. Опасен для женщин моложе шестидесяти».

— Некоторое время был монахом… — упрямо продолжил Хендрик.

— Причем очень недолгое время. Пока первую девку через забор не увидел, — прокомментировал Оскар.

— Успешно совмещал послушание в монастыре с частыми тайными отлучками в город…

— Где имел большое (зачеркнуто), очень большое (зачеркнуто), огромное количество любовных связей! Список прилагается! — подсказал Оскар.

— Ты думаешь, мое досье все исчеркано? — обиделся Хендрик. — Сколько можно меня оскорблять?! Да, я люблю женщин! Потому что у меня чувствительная, нежная натура!

— Скажи лучше честно, что страдаешь невоздержанностью и перепадами настроения.

— Неправда! В душе я поэт!

— Ага. И еще какой поэт! Достаточно вспомнить твой шедевр, посвященный дочке мэра: