Пока я радовался и предавался мечтам, любовно оглаживая через штанину и голенище украденный кинжал, на берегу произошли изменения. В отличие от всех, Ворон будто даже повеселел. Во всяком случае, держался одноглазый атаман гораздо увереннее и спокойнее, чем несколькими минутами раньше. Он даже нагнулся и неторопливо подбросил хворост в костер.

Потом снова поглядел на заросли.

– И как же тебе удалось обмануть чертей, Василий? Что они согласились выпустить тебя из пекла?

Ворон больше не кричал. Говорил ровно. Даже до меня не каждое слово долетало. Но Полупуд услышал. И ответил. Тоже обычным голосом. Без змеиного шипения.

– А я пообещал им взамен другую душу прислать… Куда чернее собственной… Как смола.

– Всего лишь? – рассмеялся одноглазый. – Так выходи. Пора нам и в самом деле закончить эту давнюю историю. Хоть на ножах, хоть на саблях… Обещаю, между нами никто не встрянет. А ты знаешь, Василий, мое слово верное.

– Знаю… – после непродолжительной паузы ответили заросли. – Как только земля носит такого выродка? Не расступится под ногами.

– Может, потому что я теперь больше челном… – опять рассмеялся Ворон. – И батька Славута на меня не гневится. Уж кто-кто, а он стольких сгубил, в шторма да на порогах, что мне за три жизни не управиться. Ватага тоже подобралась не хуже атамана… Типуна помнишь? Здравия тебе он не желает, сам понимаешь… А вот гостинец, при случае, мог бы передать…

Атаман с Полупудом продолжали попрекать один другого, не упоминая ничего конкретного, зато рядом со мною готовилась подлость.

– Гостинец, значит… – пробормотал кормчий. – Как скажешь, атаман. Можно и гостинец… Галушка свинцовая сгодится? Чтоб ему подавиться, типун мне на язык…

Кормчий опустился на одно колено и принялся заряжать мушкет, продолжая бормотать при этом:

– Ты мне только под выстрел его подставь… я уж не промахнусь, будь спокоен… В третий раз не уйдет.

Тем временем Ворон с Полупудом вроде договорились. Все разбойники отошли к одному краю опушки, подкинув сперва побольше дров в костры, а одноглазый атаман – сместился в другую сторону. Так что между ними оставалось шагов сорок свободного пространства. Ворон даже руками развел, как бы говоря Полупуду, гляди – остались только мы с тобой.

Очень благородно и похоже на правду, если б не пришвартованный у берега байдак. А вот от него до линии костров напрямую было не больше двадцати метров. И кормчий Типун, положив ствол на фальшборт, только ждал, когда увидит цель. Промахнуться с такого расстояния почти невозможно. Особенно картечью.

– Ну, где же ты? – бормотал разбойник, нетерпеливо поглаживая приклад мушкета. – Выходи.

И, словно услышав его просьбу, усыпанные вишнями ветки раздвинулись, выпуская из зарослей крепкую, мощную фигуру.

* * *

Сомнений не осталось – это действительно был Василий Полупуд, товарищ Минского куреня войска Низового Запорожского. Живой и целехонький, насколько я мог судить на расстоянии. Как ему это удалось, непонятно. Но тем не менее – факт в натуральную величину.

– Обниматься, как я понимаю, не будем… – насмешливо произнес Ворон. – Хоть и долго не виделись, да как по мне – и век бы не видать.

– Я тоже тебя не искал. Считал мертвым… – ответил Василий, обнажая саблю. – А коль свиделись, значит, так угодно Господу. Видать, и впрямь пора… Заждались тебя на том свете, иуда.

– Многих я в землю уложил, – атаман разбойников тоже вынул оружие. – Уж и счет потерял. Может, с сотню, а может, и больше. Но, веришь, никого с такой радостью не убивал, как сделаю это сейчас.

Полупуд в словесную перепалку вступать не стал, а лишь взмахнул клинком крест-накрест, чтобы приноровиться к весу чужой сабли, и двинулся вперед.

Ворон тоже не мешкал. Яростно зарычав, он бросился на противника, с ходу нанося целую серию ударов. Клинки ударились с сухим стуком раз, второй, третий… После чего атаман отпрыгнул и посмотрел на левое плечо. Чуть выше локтя на рубахе появилась темная полоса.

– Вот как… Вижу, ты времени зря не терял…

– Это да. А вот ты, я вижу, былую сноровку утратил. Ну, оно и понятно – с басурманами воевать, не беззащитных купцов да переселенцев грабить. Твои жертвы, небось, больше о пощаде молили, чем за оружие брались.

Ворон смолчал, но когда снова бросился вперед, сабля замелькала с удвоенной быстротой. И столь неудержимый натиск таки достиг успеха. Когда бойцы разошлись в очередной раз, похожая полоса темнеющей от крови ткани перечертила рубаху на груди Полупуда.

– А теперь что скажешь? – хвастливо заметил Ворон.

– И на старуху бывает проруха… – пожал плечами запорожец. – Считай, размялись. Теперь можно и всерьез поработать.

Полупуд снова взмахнул клинком крест-накрест, видимо, чужая сабля все же чем-то ему не нравилась. Может, баланс плохой или рукоять не так лежит, но ничего не поделать – другого оружия нет. Потом слегка присел и так, на полусогнутых ногах, словно пританцовывая, засеменил к противнику.

Тот тоже подобрался и впервые за все время не атаковал, а принял защитную стойку.

– Х-ха!

Клинки застучали так часто, словно барабан дробь отбивал. Почти сливаясь в один непрерывный звук. И когда наступила тишина, то стало слышно хриплое дыхание, а Ворон пятился, держа саблю опущенной вниз. При этом левая рука висела плетью.

– Молись, если хочешь… – запорожец тоже дышал тяжело, но голос его при этом звучал даже слегка торжественно. Не торжествующе, не злорадно, как можно было ожидать, а именно так – с грустью. Как произносят последнее слово на могиле человека, при жизни не заслужившего доброго упоминания, но теперь это уже не столь важно. – Авось, хоть какое-то облегчение выпросишь. Я бы не простил, но Господь милостив. Он даже Иуде и Ироду грехи отпустил.

И, как бы давая разбойнику время для покаяния, выжидающе остановился. Но тот и не думал о спасении души. Понимая, что в честном поединке победить запорожца не получится, Ворон прибег к подлости.

– Давай! – крикнул атаман и отпрыгнул в сторону, уходя с линии огня.

– Получи! – рыкнул Типун. Кресало щелкнуло, поджигая порох на пороховой планке, и в то же мгновение я толкнул кормчего в бок ногой. Несильно, едва дотянулся, но чтобы сбить прицел хватило.

Мушкет бабахнул, и пуля ушла в сторону.

– Ах, ты ж сучий потрох! – заорал кормчий и замахнулся на меня прикладом. К счастью, в последний момент удар придержал, видимо, пожалел мушкет. Так что терпимо. Зато сапогом прилетело жестко. Кажется, даже хрустнуло ребро. Но боль была не жгучая, значит, обошлось без перелома.

– Убейте его! – крикнул Ворон разбойникам, как только понял, что Типун промахнулся, но Полупуд тоже не ждал. Казак же не знал, сколько мушкетов нацелено на него с байдака. Так что уже в следующее мгновение огромными прыжками метнулся к зарослям вишняка. И прыгнув в них рыбкой, как в воду, скрылся между низкорослых деревьев раньше, чем остальные успели понять, что кричит атаман.