Я называю Джерарда своей женой, потому что называть его по-другому было бы неверно. У нас общее жилье, мы вместе покупали мебель, вместе платим по счетам. Когда-то мы были близкими друзьями, но теперь научились сосуществовать мирно, не ломая бытовую технику, столы и табуретки, если дело доходит до выяснения отношений.

Естественно, мы не спим вместе – мы ведь не гомосексуалисты, – хотя, бывает, при необходимости притворяемся «голубыми». Например, когда брали собаку из приюта для брошенных животных, пришлось ответить на массу вопросов личного свойства, прежде чем нам доверят живое существо. Как любовники мы представляли собой нечто стабильное, похожее на семью, и, таким образом, наш дом лучше подходил для бывшего беспризорного существа, нуждающегося в ласке и заботе.

Некоторые не могут поверить, что мы с Джерардом так долго прожили вместе – в общей сложности десять лет на разных квартирах, – так и не почувствовав никакого влечения друг к другу. Поэтому позвольте мне наконец, хоть и по прошествии значительного срока, раз и навсегда прояснить это. По-моему, ревнителям христианской морали пора перестать пугать детей коварными гомосексуалистами, которые подло совращают невинных мальчиков и ввергают их в темную пучину порока. Вместо этого достаточно большого плаката с унылой физиономией Джерарда и подписью: «Мужчины! Хотите вы по утрам просыпаться рядом с ним?» Трудно представить лучший довод в пользу разнополой семьи.

Должен сказать откровенно, что мужчин я понимаю лучше, чем женщин, но дальше этого я идти не готов.

Джерарду до гомосексуалиста недостижимо далеко: его половую ориентацию можно определить как слабовыраженную, поскольку за последние десять лет у него было не более трех женщин. Мне он твердит, что, по определению Всемирной организации здравоохранения, я веду беспорядочную половую жизнь, на что я отвечаю, что он, по определению той же самой организации, – типичный неудачник.

На самом деле ничего беспорядочного в своем поведении я не вижу, хотя, по мнению ВОЗ, все, кто имеет более двух партнеров в год, считаются таковыми. Как я частенько говорю Джерарду, грешат не действием, а помышлением.

Если я скажу вам, что за всю свою жизнь переспал более чем с сорока женщинами, ваша реакция может быть неоднозначной. Кто-то из мужчин подумает: «Ах ты, котяра мартовский! Молодец, так держать!», кто-то хмыкнет: «Что так скромно?», а те, кому не удалось превысить среднестатистическую норму в одиннадцать партнеров, тихо позавидуют.

Если же вы женщина, то можете счесть меня эмоциональным банкротом с моральными принципами министра без портфеля. Правда, на это мне есть что возразить.

При том, что я примерно вчетверо превышаю национальную норму по половым сношениям, по странной иронии судьбы, с тех самых пор, как в шестнадцать лет я начал встречаться с первой из своих девушек (я был юношей позднего развития), моей единственной целью было найти свою половину, вступить в серьезные отношения – то есть жениться. Самому смешно.

Не подумайте, я не так уж разборчив – довольно, чтобы девушка моей мечты без карнавальной маски выглядела несколько лучше, чем в ней, и не требовала бы слишком многого от меня – при том, что сам я не урод. Вплоть до той субботы, о которой я начал рассказывать, сорок три женщины испытывали ко мне достаточное влечение, чтобы позволять трогать себя за грудь, заниматься со мной оральным сексом, надевать одежду, от описания которой я воздержусь из соображения приличий, самозабвенно отдаваться мне, не всегда вспоминая о противозачаточных средствах (в ванной, саду, общественных туалетах, вагоне метро и других малопригодных для этого местах, слишком невероятных, чтобы все упомнить). По меньшей мере три дамы принудили меня, вопреки моим строгим принципам, к анальному сексу – причем одна в постели своего друга. Что до бережного и постепенного сближения длиною в жизнь, до проникновения во внутренний мир друг друга, до трогательной дружбы и взаимного уважения, которыми будут вознаграждены наши преклонные годы, то увы! Этого им не нужно, во всяком случае, от меня, а я ведь только этого всегда от них и ждал. Сколько у меня было женщин? Явно больше, чем хотелось мне самому.

Так я размышлял, сидя за завтраком, а напротив, царапая ручкой бумагу, с каменным от ярости лицом, мотая головой, как боксер перед нокаутом, сопел над письмом Джерард. Незримое присутствие женщины сопровождает меня повсюду. Чтобы написать письмо, Джерард позаимствовал ручку, подаренную мне одной моей бывшей подругой; ту рубашку, что на мне, купила другая моя бывшая подруга, а сидели мы в квартире, которую последняя из моих бывших девушек считала богемной, а нынешняя терпеть не может. Даже район, где находится квартира, – Фулхэм с его жемчужными ожерельями и собачьим дерьмом на тротуарах, – выбран не случайно, а под влиянием моей предыдущей девушки, которая влюбилась в него вкупе со мною и Джерардом, а потом у нее поменялась система ценностей, и она переехала в Хокстон, где восторженно соседствует с художниками-инсталляторами.

На столе передо мною маячили портреты лучше всего запомнившихся мне подружек, некогда потенциальных миссис Чешир. Коробка с летними фотографиями за последние десять лет, где они хранились, тихо вздрагивала вместе со столом в такт мощным ударам по бумаге шариковой ручки Джерарда.

Коробку я поставил на видное место отнюдь не случайно. Я ждал в гости Лидию, моего единственного настоящего друга женского пола, и пытался придать себе расстроенный вид, поскольку Эмили, моя девушка, в то самое утро отбыла на зимовку в Антарктиду, где ей предстояло жить на полярной станции с пятьюдесятью шестью бородатыми коллегами. Уехала она на год, и, хоть мне и было грустно, я не мог отделаться от ощущения, что с моих плеч сняли тяжкий груз. Лидии это видеть было вовсе необязательно. С женщинами надо играть по правилам: выглядеть печальным, когда следует печалиться, радоваться успехам друзей, помнить о днях рождений, знаменательных датах и прочих важных вещах. Мужчинам такое дается нелегко; по-моему, было бы лучше, если б в отрочестве каждый из нас получал книжку «Как быть человеком», чтобы записывать в ней эти даты.

Итак, как было уже сказано, я достал коробку с фотографиями, чтобы привести себя в ностальгическое настроение. Общение с Лидией я очень ценю, а она ожидала застать меня подавленным и несчастным. Поддерживать дружбу с женщинами крайне важно: для самоуважения они просто необходимы. Если у вас есть друзья-женщины, значит, в вашей жизни присутствует нечто большее, чем футбол, пиво и анекдоты о гомиках. Общение с женщинами предполагает в вас некую эмоциональную глубину, а женщин моего круга это безумно возбуждает. Стоит проронить в разговоре с ними: «Вот и я говорю моей подруге Лидии» или: «Любопытно. Лидия, мой близкий друг, думает точно так же», и они ваши.

Можно также невзначай упомянуть, что Лидии сорок лет, чтобы казаться еще утонченней: те, кто дружит с дамами старше себя, невероятно глубокие натуры, следовательно, успех у женщин им обеспечен.

Если это наводит вас на мысль о моей расчетливости, позвольте уверить вас, что я был искренне опечален отъездом Эмили на Южный полюс, но печалила меня скорее общая форма (любовники расстаются на год), чем конкретное содержание (Эмили и Гарри расстаются на год). Мне было грустно, как бывает грустно, когда смотришь фильм. Я тут же вспомнил, как наблюдал совокупление павианов в Лондонском зоопарке, и у меня случилась эрекция. Значило ли это, что меня возбуждают павианы, или в такое настроение меня привела сама идея секса? Грустил ли я оттого, что Эмили уехала, или сам факт отъезда навел меня на мысли о грусти? Был ли я расстроен? Не больше, чем возбужден картиной павианьей любви.