Страх, который я испытывал, открывая дверь кабинета отца, был в разы сильнее, чем тогда перед дверью дедушки. Я прошел почти всю комнату и встал напротив его стола. Тимур, так звали моего отца, был из людей любящих, чтобы вся мебель в комнате была по стенам, оставляя центр комнаты для чего-то особенного – неизвестного. Отец не спешил отвлекаться от своего занятия.

– Почему эти мерзавцы избили тебя? – после нескольких минут молчания решил прервать тишину отец.

– Я не виноват, – в жалком желании оправдаться ответил я отцу.

– Я не спрашивал, виноват ты или нет. Почему они тебе избили? – тон его голоса стал жестче.

Он всегда так делал: сначала отчитывал меня с напускным равнодушием, но стоило мне открыть рот, вопрос тут же повторялся, но уже в грубой форме.

Услышав, как он кричит, я сорвался и дальше уже рыдая, доложил отцу все.

– Они издеваются надо мной в школе. Подходят и пристают во время перемены. Я ничего не делаю, честно. Я не вру. Я не виноват, – в слезах и соплях заверял отца.

– Виноват! Виноват, что позволяешь так относиться к себе! – кричал отец, я весь съежился и искал слова, чтобы оправдаться.

– Их вон сколько было, а я один! – ответил я голосом, полным жалости к себе.

– Почему мне не сказал, что тебя задирают? – снизив тон, спросил он.

– Боялся, что узнав, ты поругаешь меня, что сдачи не давал, – всхлипывая, продолжал я эту беседу.

– А почему ты не дал им сдачи? – уже спокойным голосом спросил он.

– Ну, пап, их вон сколько, а я один! – говорил я, пытаясь надавить на его жалость.

– Если бы тебя сегодня так сильно не избили, и дальше продолжил бы молчать и терпеть? – спросил он.

– Я не знаю – с опущенной головой ответил я.

– Мне трусливый сын не нужен! Завтра же дашь им всем сдачи! Иначе пеняй на себя. Марш за уроки теперь! – бросил мне отец, возвращаясь к своим бумагам.

Он сразу изменился в лице. Его взгляд всегда был серьезным и тяжелым. Веселится он не умел, в шумных компаниях он из себя давил улыбку, которая тут же исчезала. Он был максимально сдержан в проявлении теплых чувств. Сдержанной и строгой была его внешность. Высокий рост, вечная худоба, темные волосы, карие глаза и острые черты лица. Несмотря на это, его внешность нельзя было называть типично-дагестанской, было в нем что-то иноземное. Внешне я был практически полностью похож на него, за исключением глаз, они были мамиными.

Выйти из его кабинета легко отделавшись для меня было счастьем, а осознание всей тяжести миссии, которую он взвалил на меня, ко мне пришло ночью.

Я плохо спал всю ночь, думал, как именно буду бить своих обидчиков. В том, что их побью, сомнений не было, есть приказ – но мне не сказали, как этот приказ исполнить. От этого я переживал. По дороге в школу на следующий день, отец напомнил мне о предстоящей миссии.

В школе я пытался застать момент для мести, но, увы, обидчики обходили меня стороной после вчерашнего скандала с директором и вызовом родителей в школу.

В ожидании чего-то страшного я просидел все уроки. Понимая, что миссию я провалить не могу, а отец скоро приедет и потребует отчет, я набрался смелости, нагнал в коридоре главного задиру и ударил его. Удар оказался сильным, в него я вложил всю свою обиду и страх перед отцом, но нанес неосознанно. Ребята в долгу не остались и побили меня в ответ, но, к счастью для меня, нас заметила учительница и быстро разняла. После исполнения принудительной мести, я понял, что оказывается все это время мог дать сдачи, но почему-то боялся.

Заметив отца во дворе школы, радостный подбежал к нему и сообщил о возмездии.

– Я ударил его! Я их побил! – кричал от радости я.

Страх перед отцом куда-то исчез, чувство исполненного долго притупил его. Да и сам отец довольно мне улыбался.

За ужином отец рассказал матери про мою победу и про эффективность его метода воспитания. Неизвестно, нравился ли ей такой метод или нет, она предпочитала просто молчать и слушать. Я чувствовал, что исполнил свой сыновний долг и был этим доволен. Спустя много лет, анализируя эти события, я понимал, что пошел на поводу страха перед отцом против своей совести. Более того, он мне внушил, что голос моей совести – дело неправильное, то, что отец в очередной раз назовет трусостью.

Довольный моей неожиданной храбростью отец позволил мне после ужина посидеть в его кабинете. Оказывается, он знал, что я люблю бывать в его кабинете, но игнорировал это. Копаясь в книгах, я нашел большую цветную книгу «История, жизнь и культура Японии». Открыв ее, я попал в удивительный мир.

С рисунков на меня смотрели очень бледные люди, их костюмы отличались от тех, что я привык видеть. Их оружие казалось чем-то величественным и недосягаемым. Тем вечером я открыл много новых слов для себя: самурай, катана, кимоно, но больше всего мне понравилось слово «император».

Я весь вечер читал книги про Японию, поглощая культуру этих людей. Большое впечатление на меня произвела история самого молодого императора Японии. Еще ребенком его короновали и готовили к правлению. А в 15 лет он полноценно управлял страной. Я читал и восхищался.

Быть самым главным человеком в стране, тем, чье мнение крайне важно, иметь тысячи слуг – все это мне девятилетнему казалось невероятным. Было удивительно осознавать, что такое возможно в этом мире. Стать императором я не мечтал, но очень хотел стать лучшим другом такого человека. Той ночью ко мне во сне впервые явился Маленький император.

Он был одет в одежды, которые я увидел в книге. Яркие, шелковые, красивые, подобающие его статусу. Мое внимание привлекла вышивка на кимоно – это была птица, вышитая золотыми нитями.

В руках он держал то самое оружие, что мне приглянулось в книге. В маленьких руках императора катана, предназначенная для взрослого, смотрелась нелепо и странно. Лица его я не видел, оно было размыто.

В библиотеке я зачитывался, однако в школе я учился неважно, не любил это дело, исправлял или получал оценки в момент, когда интуитивно чувствовал, что отец вот-вот вспомнит про мою учебу. Ему было важно, чтобы я учился хорошо. Для него главное результат, а процесс его мало интересовал. Мама, бывало, рисовала мне хорошие оценки, чтобы не огорчать отца. Ругать меня она не умела, да и не