том, как мы два лета подряд работали проводниками? Костик, сделав глоток своего любимого чая, тут же заинтересованно закивал, а Любовь Ивановна продолжала:

– Нашу бригаду в основном ведь в Адлер направляли, а туда мы всегда приезжали с опозданием. Вместо положенных шести часов вечера, поезд в лучшем случае прибывал на конечный пункт часов в десять. Бывало, конечно, и позднее.

Как-то раз ехал у меня в вагоне пассажир, который должен был от Адлера добираться куда-то дальше. Но так как приехали мы, как обычно, поздно, гражданин, приуныв, от того, что его вечерний автобус давным-давно ушёл, попросился остаться, чтобы переночевать в вагоне, так как города он совсем не знал, и даже где находилась ближайшая гостиница, не имел никакого представления.

Костик, продолжая отхлёбывать из стакана горячий чай, про себя, наверное, уже в сотый раз отметил, что тётя Люба была очень даже хорошей рассказчицей. Кое-какие её истории будущий журналист планировал даже взять на заметку: а вдруг они для будущей его учёбы пригодятся! А та уже продолжала:

– Мужчина этот произвёл на меня ну о-о-очень положительное впечатление. В костюме, при галстуке, в очках – он смахивал на какого-то научного сотрудника. Поколебавшись минуту, я решила: «Пускай остаётся, ведь не выгонять же в самом деле человека в непроглядную темень на улицу! Кто был на юге, тот знает, что поговорка «В городе Сочи тёмные ночи» не лишена смысла – ночи в тех краях, действительно, хоть глаз выколи.

Костик, которому на юге побывать ещё не доводилось, а, следовательно, про южные ночи он не знал ничего, только покачал головой.

«Да разве, – вымолвил он с неподдельным удивлением, – можно незнакомого человека оставлять в вагоне на ночь? Мало ли, что ему могло взбрести в голову?»

– Знаешь, Костя, – чуть задержалась с ответом Любовь Ивановна, – люди раньше были, ну как тебе сказать… попроще, что ли… Мне в тот момент и в голову не пришло, что он мог что-то такое вытворить. Тем более, я тебе уже сказала, что он показался мне очень воспитанным и положительным во всех отношениях.

– Итак, – продолжила она, – мой пассажир остался ночевать. Пока он готовился ко сну в своём купе, я закрыла в вагоне все окна, и его попросила сделать же самое. Дело в том, что я была ужасная трусиха, и боялась того, как бы в вагон под покровом ночи кто–нибудь не залез. Пассажир улыбнулся мне и ответил, что уж если кто-нибудь решит посягнуть на мою жизнь, он сам лично будет меня защищать.

Весьма туманно представляя себе, как худощавый очкарик интеллигентного вида в костюме и белой рубашке вдруг перевоплотится в рыцаря, – предаваясь своим студенческим воспоминаниям, говорила Любовь Ивановна, – я всё же пролепетала ему что-то насчёт комаров, которые могут залететь в окно и испортить ему сон. Гражданин, подивившись моей неосведомлённости, громко расхохотался, затем весьма серьёзно добавил: «Девушка, данная местность для проживания комаров не пригодна ».

«Ну, точно: ботаник! – думала я, шагая к себе в «дежурку» – причём, и в прямом, и в переносном смысле слова!»

Затем, засев за подсчёты, сколько у меня было пассажиров за весь путь, кто и где вышел (эта документация строго проверялась ревизорами в пути, поэтому с её заполнением и постоянной проверкой лучше было не шутить), я не заметила, как мы тихонько куда-то поехали. Да если бы и заметила, меня бы это не удивило: наш состав частенько отгоняли на запасные пути.

… Из мира цифр меня вывел жуткий вопль. Вообразив себе, что в вагон всё же влез вор, и теперь мой пассажир с ним сражается, я поспешила в купе моего ночного гостя. Открываю дверь, и … О, ужас! – на нижней полке сидит… белая мумия, вся в мыльной пене, машет руками и испускает какие-то нечеловеческие звуки, из открытого окна хлещет вода, причём сила потока явно не дождевая!

Представив себе эту картину, Костик не сумел сдержаться и расхохотался. Вместе с ним засмеялась и Любовь Ивановна.

– Я опомнилась первой, – вновь заговорила она – бросилась закрывать окно. Представляешь, на меня вода льётся вёдрами, гражданин пытается стряхнуть с себя эту невесть откуда взявшуюся пену, при этом он громко ругается, пена лезет ему в рот, он снова ругается и так до бесконечности…

– А почему же Ваш пассажир не бросился помогать Вам? – совершенно искренне снова удивился Костик, – он же обещал Вам, что будет Вас защищать от разного рода неприятностей. Что же он, всё это время сидел и только ругался?

– Да нет, конечно же, – ответила Любовь Ивановна. – После того, как он, увидев, что моих сил не хватает, встал, и тогда уже с его помощью окно нам всё же удалось закрыть. Именно в тот момент я и поняла, что наш поезд завезли … на мойку! Бог мой, мы уже второй месяц колесили по городам и весям, но ни разу наш поезд не мыли снаружи!

Успокоить разбушевавшегося пассажира было делом нелёгким. Худшее, правда, было впереди, когда я увидела, что мой вагон ВЕСЬ, с первого и до последнего купе залило водою, и теперь он представлял собой этакий «Титаник» на колёсах!

– Ну, дела… – задумчиво произнёс Костик. Он уже выпил весь чай и даже съел лимон, – и что же Вы делали дальше?

– Дальше? – снова засмеялась Любовь Ивановна. – А дальше последовала уборка вагона изнутри. Оставшуюся ночь мы оба провели с тряпками в руках. Мой интеллигентный гость и в правду не бросил меня в трудную минуту. Он собирал воду, таскал ведра – короче помогал мне, чем мог и как мог. Часов в пять, измотанные, уставшие, мы сели в одном из купе, убито посмотрели друг на друга. И тут на нас нашёл такой смех… – вид у обоих, прямо скажем, был, далеко не лучший! Хохотали мы долго, минут двадцать. До тех пор, пока гражданин не вспомнил о своём костюме. Однако, второго приключения не получилось. Костюм был сухим, так как «ботаник», имени которого я даже не спросила, вопреки своей привычке вешать костюм на плечики, просто взял да и положил его на третью полку. Туда, естественно, водные потоки не добрались.

– На этом вся история и закончилась? – с небольшим оттенком разочарования в голосе спросил Костик. – И Вы так и не узнали имени этого человека? Видно было, что рассказ Любови Ивановны ему понравился, но парень, видимо, полагал, что у неё должен быть какой-то особенный конец.

– Представь себе, – вздохнула Любовь Ивановна, – так не узнала. Поблагодарила его, конечно, за помощь, а потом, прислонившись к открытой двери тамбура, стояла