бы это ни значило», – печально думала Дашка и хотела глоток настоящей жизни. Американской. Сверкающей.

Дашка насыпала гранулированный «Майский» в заварник, залила кипятком. И от этого тоже стало противно – хотелось листовой чай, вкусный. Заварник хотелось расписной, дорогой и фарфоровый. И так вдруг замучилась Дашка реальная от зависти к несуществующей богачке-Дашке с изящной молочно-белой посудой, с подтянутой, несмотря на возраст, фигурой и с блудливыми весёлыми глазами, что стукнула зло кружкой, которую было подняла от стола, и заплакала.

– Тебе как обычно, по пятьдесят?

– Давай по пятьдесят.

Тётка в очках порылась под столом, приняв мзду за удачливый билетик, и вытащила яркую ленту лотереи. Двадцать циквирок в кружочках в четыре ряда. То ли лохотрон, то ли ежедневно ускользающая из рук немыслимая удача.

Дашка покупала лотерейные билетики, как покупают хлеб – по привычке. Появилась эта привычка давненько. Когда ушёл муж, мелькнула ещё любовь по имени Сергей с оттопыренными ушами, на десять лет старше, с отвратительной манерой растягивать гласные. И когда они ссорились, Дашка покупала лотерейки. Дескать, не везёт в любви – повезёт по жизни. Обычно лотерейки были проигрышные, выиграть можно было рублей сто максимум на какой-нибудь дешёвой. Дорогие билетики по пятьдесят рублей никогда не выгорали. Потом Дашка мирилась с Сергеем и утешалась – повезло в любви, значит. А когда помидоры завяли и унеслись в никуда оттопыренные уши и растянутые гласные, лотерейная привычка осталась.

Солнечное воскресенье огладило теплом сутулые Дашкины плечи, и она разомлела. Решила: сегодня точно повезёт.

Уже занимался вечер. Дашка прошлась по магазинам, купила курицу к ужину и всякой ерунды по мелочи. Покурила у подъезда, растягивая сигарету и наслаждаясь погодой. Маленькая девочка, проходя мимо, улыбнулась во все три зуба. Дашка улыбнулась в ответ и подмигнула. Пронзила её вдруг надежда, острая и трепетная. Дашка поддалась ей, разогревая вспыхнувшую уверенность: да, это предчувствие. Она точно выиграет, продаст квартиру и будет жить в каком-нибудь американском городке, уедет, уедет далеко-далеко – а тут постыло всё, обрыдло, надоело. И Дашка расправила крылья и понеслась на пятый этаж, чуть ли не напевая на ходу.

Она мотнула пультом, переключая на заветный канал, села на диван и вцепилась в свой лотерейный билетик. Система была простая: прекрасная девушка, похожая на американскую фитнес-девочку из кино, доставала белые шарики с красными номерками из специального аквариума. И выкладывала их в рядок: смотрите, мол, я повелеваю вашей удачей. Дашка и не спорила – девушка была ей чем-то симпатична.

– Добрый вечер, дорогие телезрители, с вами программа «Ля миа фортуна» и её ведущий Дмитрий Высотников! – веснушчатый паразит, вылизанный и, возможно, слегка намакияженный, поправил тонкие модные очки и ослепительно улыбнулся Дашке с экрана. Она скривилась и куснула губу – вряд ли б он ей так улыбнулся где-нибудь на улице, сволочь. – Мы в прямом эфире, Лена!

– Привееет-привет, дорогие мои! – прекрасная Лена с нежным ореолом невесомых тёмных кудрей вокруг лба помахала рукой в камеру. – Готовы испытать судьбу ещё раз и получить миллион рублей? Вам сегодня повезёт, можете мне поверить! Но сначала рекламная пауза…

Дашка налила себе чай, забралась с ногами на диван и бездумно впялилась в телевизор. Люди, переодетые в зубные щётки, танцевали ламбаду.

– Ваши зубы – в наших руках, – доверительным баритоном сказала самая высокая щётка и протянула громадную волосатую мужскую ладонь. Камера перефокусировалась. На ладони лежал великанских размеров плюшевый зуб, белый и милый.

Гении рекламы, блин.

Вернулась Лена – возможно, тоже пила чай, пока эфирное время было занято стоматологической музыкальной паузой.

– Ну что, дорогие мои телезрители, приступим к основной части нашей программы? – она улыбалась так широко, что казалось, будто скоро углы рта встретятся на затылке и верхняя часть головы у неё откинется на шарнире, как у куклы.

Закрутился прозрачный аквариум, перемешивая шары. Взболтал их, как течение взбалтывает золотых волшебных рыбок, исполняющих желания. И остановился.

«Раз он в море закинул невод…»

Лена сунула узкую точёную ладошку в аквариум и уцепила крепенький белый шарик:

– Пятнадцать!

Дашка ухмыльнулась: первая совпала. Ещё девятнадцать.

«Он в другой раз закинул невод…»

– Сорок пять! Тридцать! Четырнадцать!

Дашка вычеркнула ещё три цифры и слегка затрепетала. В ней проснулся азарт.

– Семь! Двадцать семь! Сорок шесть! Двенадцать!

С каждой новой цифрой Дашку слегка встряхивало, словно от разряда дефибриллятора. Ещё немножко, и сердце заколотится, очнётся внутри неё свежая, новая, горячая жизнь, и побегут по внутреннему экрану зелёные ломаные зигзаги. Ей пока что невыносимо везло, и она боялась темноволосой Лены в пузатом телевизионном экране, боялась и любила её в этот момент, как родную.

Карандаш сломался. Дашка выматерилась и цапнула со столика чёрную подсохшую ручку. Ручка писала, но плохо.

Лампочка над головой сверкнула, как солнце, когда Дашка на секунду подняла глаза. И её от зрачков до пяток наполнил свет. Предчувствие счастья. Она увидела себя в белых одеждах, прекрасной, как в фильмах, с толстой пачкой иностранных денег. На фоне статуя Свободы освещает факелом дорогу к Эдему, крупным планом – её лицо с новенькими фарфоровыми зубами и с разглаженными морщинами.

Девятнадцатая цифра совпала. Дашка сомкнула ресницы почти невольно, боясь удара по раскатанным до земли губам.

«В третий раз закинул он невод…»

Лена на экране сунула лапку в аквариум за последней рыбкой.

Дрынькнул телефон. Дашка вздрогнула, автоматически перевела взгляд. Открыла сообщения.

«Дарья Николаевна, здравствуйте. Умерла ваша сестра Светлана. Приносим свои соболезнования. Свяжитесь с нами по нижеуказанному номеру в ближайшее время, вы единственный родственник».

Было написано что-то ещё, но Дашка не прочла. Выронила телефон. Лампочка моргнула, втянув весь свет назад.

На экране виднелось число «35». На лотерейном билете Дашки издевательски чернело «36».

Золотая рыбка махнула хвостиком и поплыла вдаль, к поминкам, водке и скорбно-весёлым безенчукам, наметившимся на барыш.

Похороны – дело нудное и муторное. А ещё очень затратное. Света погрузилась с головой в смерть, как ребёнок, вжавшийся в убежище одеяла. Спряталась, а ответственность за всё оставила на Дашке. Но Дашка не злилась. Она любила сестру. Поэтому, сцепив зубы, носилась по ритуальным агентствам, платила тут и там за хранение тела, за перевозку, за венки, за цветы, за столовую с унылыми серыми скатертями, за отпевание и чёрт его знает ещё за что. На похоронах от усталости уже даже не плакала. Снесло потом, когда она села одна дома через несколько дней и решила помянуть сестру. Одна рюмка водки выбила из себя, вывернула и сделала мир приглушённым, плывущим. Ноги подкосило, и она уснула мутным тяжёлым сном прямо на кухонном диванчике. На работе дали отгул,