— Это я странный?! Это мир ваш странный! Сплошное фэнтези, причем, зараза, темное, как вылезший из забоя Перумов!

Опять из него непонятная дурь поперла. Фэнтези, Перумов… Что это такое? И ведь спрашивать бесполезно, все равно не ответит… или ответит, что еще хуже, поскольку от его объяснений у меня мозги плавятся!

Я вздохнул и, кивком поприветствовав стоящего за стойкой Арса — хозяина постоялого двора, — устроился на своем обычном месте, за столом у окна в ожидании завтрака. Ходоки обычно предпочитают сидеть по углам зала или хотя бы у стены, чтобы «спину прикрыть», но я считаю, что это дурость. Оно конечно, в выходе следует быть осторожным, но «параноить», как говорит сосед, сидя на постоялом дворе, защищенном словом Церкви, это уже извращение. Безопаснее места нет на сотню километров вокруг, так сам Свет велел здесь расслабиться и отдохнуть после выхода, а упрямые ходоки не перестают себя накручивать. Дед говорит, что это дело привычки, а по-моему, сосед прав, когда утверждает, что именно из-за этой привычки среди ходоков нормальных людей нет вообще. Все с сумасшедшинкой, причем каждый со своей.

— Ага, дурдом «Веселый резчик» на выезде. Собрание анонимных мясников!

Опять он за свое. Не любит нашего брата мой сосед. И зря. Среди ходоков очень неплохие ребята встречаются. А что с придурью, так у кого ее нет? Просто мы не считаем необходимым скрывать свои недостатки.

— Особенно в присутствии гостей.

Язвительность — наше все. С другой стороны, а что еще остается бесплотному духу, неспособному даже передвигаться самостоятельно… Хм, надо же, промолчал! Но по поводу гостей сосед в чем-то прав. Ленбург хоть и имперский город, но довольно небольшой, и живет он в основном за счет ходоков. Собственно, подавляющее число населения города и состоит из ходоков. Бывших, будущих или настоящих. А гости — это неизбежное зло, с которым нам приходится мириться, ради той их малой части, что вливает свежую кровь в наш город. Но это единицы на фоне сотен людей, прибывающих в Ленбург в поисках приключений, выгоды или того и другого сразу. Половина дохнет в первых же выходах, а большая часть оставшихся в живых делает отсюда ноги при первой же возможности. И в принятии этого решения им в том числе способствуют и ходоки, всеми возможными способами. А что делать? Конкурентов никто не любит… как и хамов, которых среди гостей почему-то попадается как-то слишком много.

— О чем задумался, Дим? — Лавка напротив скрипнула, принимая на себя немалый вес. Мне же даже взгляда от тарелки не пришлось отрывать, чтобы узнать заговорившего со мной человека. Два метра роста, сто сорок килограммов живого веса и пудовые кулаки, с успехом заменяющие ему меч и шпагу. Ну, по крайней мере, на дуэльном поле никто не жаловался… мертвецы вообще ребята молчаливые, во всяком случае пока не поднимутся. Ну а о том, чтобы этого не произошло, мой собеседник способен позаботиться так, как не всякий святой отец сможет.

— Доброе утро, дед, — отозвался я.

— Доброе-доброе. Привет соседу. Опять барагозит? — ухмыльнулся старый в усы.

— Немного. — Я поморщился, потерев висок, который вновь кольнуло болью. Дух решил напомнить о вежливости… сволочь. — Он тебя тоже приветствует.

— А кроме приветствий, он ничего сообщить не хочет? — прищурился дед.

— Если ты о грядущем Приливе, то я уже в курсе, — улыбнулся я.

— Замечательно. — Старый явно обрадовался, и я даже знаю, чему именно. Прилив — значит, скорый выход. А выход — это прибыль для меня и пополнение запасов одного старого алхимика.

— Даже не надейся, — с ходу решил я обломать деда, пока тот не начал сочинять планы на ближайший месяц. — Раньше, чем через три дня, я за город носа не высуну.

— А как же испытание?! — возмутился старый. — Я для кого старался, спрашивается?

— Для своего кошелька? — осведомился я. — Помнится, ты на это бронирование такую цену установить решил, что ее не всякий ходок осилит. Вывод? Решил взять стоимостью, а не валом.

— Вот когда ходоки станут с каждого выхода приносить по сердцу жвальня, тогда и цену сбавлю. А до тех пор — увы и ах, — делано печально вздохнул старый, но тут же сменил тон на деловой: — Значит, отправляешься через три дня?

— Не раньше, — кивнул я. — Пока первая волна Искажения пройдет, пока гости тварей накормят… сам понимаешь, до тех пор одиночке без поддержки в руинах делать нечего.

— Ла-адно. — Дед огладил короткую бородку и, зыркнув по сторонам (это в пустом-то зале! — прав сосед насчет паранойи, ой, прав), выложил на стол тихо звякнувший подсумок. — Держи, Дим. Это, конечно, не поддержка словом Церкви, но все же…

— Неужто «благодать»? — изумился я.

— Тсс! — Старый сделал страшные глаза и зашипел не хуже каменной гадюки. — Ты еще на весь Ленбург проори! С ума сошел?

— Ладно-ладно, извини, — поднял я руки в жесте сдающегося и, смахнув подсумок себе на колени, довольно улыбнулся. — Спасибо.

— После выхода скажешь. Список «благодарностей» найдешь внутри. — Дед подмигнул и, поднявшись из-за стола, отчего лавка, кажется, облегченно скрипнула, потопал к выходу, по пути заставив посторониться компанию только что вошедших в зал гостей города, расфранченных по последней столичной моде. Замшевые камзолы с золотым шитьем, «зубочистки» в богатых лопастях, напомаженные усики… точно столичные дворяне нервы пощекотать пожаловали.

В другой момент я бы дождался ходоков и насладился театром, но сейчас… от нетерпения я смолотил кашу меньше чем за минуту и, кивнув лениво поглядывающему по сторонам Арсу, поспешил в свою комнату.

Освоил подарок, называется. Я обвел взглядом вываленное на стол содержимое подсумка и ошарашенно помотал головой.

— И в чем проблема? — Спокойный, разве что чуть окрашенный недоумением голос соседа в голове встряхнул меня, выводя из ступора. Мысли, разбежавшиеся было от одного вида дедова подарка, устаканились и даже, кажется, закрутились быстрее.

— Проблема? Это, брат, не проблема, это полный… — От волнения я заговорил вслух. — То, что ты видишь… то есть мы видим, это так называемая «жидкая благодать». Но тут есть два момента. Первый — эликсир с таким названием готовят только святые отцы, и они очень не любят, когда кто-то лезет в их епархию. И это бы еще ничего, все-таки доказать, что эликсир произведен не в одном из монастырей, невозможно. Но тут вступает в силу второй момент… я сейчас приоткрою одну склянку, а ты попробуй ощутить эманации ее содержимого.

Покрытый белоснежным узором изморози фиал щелкнул прижимным рычагом, а в следующую секунду я вновь запер склянку… от греха.

— Тьмой прет! — В тоне соседа послышалось неподдельное удивление.

— Именно. Это так называемая «черная благодать». Запретная штука, которую некоторые ухари вроде моего деда делают из вытяжки соков доброй сотни искаженных трав и еще хрен знает чего, но тоже совсем не светлого окраса. В отличие от обычного эликсира, который можно использовать в совершенно разных целях, эту дрянь применяют только ходоки во время вылазок в гнездовья, чтобы искаженные твари на их присутствие не реагировали… и темные для каких-то своих ритуалов. Собственно, именно из-за последнего он и запрещен повсеместно. Откуда деду известен этот рецепт, ума не приложу. Но вообще можно сказать, что у меня в руках сейчас готовый приговор как минимум на десяток лет очищения в одном из горных монастырей. А если старый с рецептом спалится, инквизиторы его казнят. Без пролития крови и отпевания, как отступника. Поганая смерть.