снилось ли ей чего-нибудь интересного. Нет ли ощущения бабочек в животе? Она ответила, что все как обычно, только в животе какой-то холод и пустота, будто она голодная. Я ответила, что сейчас буду убирать холод и принялась ее щекотать. И не останавливалась до тех пор, пока она не взмолилась и не пообещала выполнить любое мое желание.

Потом мы позавтракали и, переодевшись в красивые наряды, сделав прически, стали ждать гостей. А теперь сестра куда-то подевалась.

— Яна! — кричу что есть сил. Весь сад уже обошла, во всех ее любимых местах искала, все напрасно. Уже когда хочу вернуться в дом, сказать маме, что не нашла сестру, вдруг слышу какой-то странный звук. Прислушиваюсь. Звук идет из кустов справа. Я тихонько наклоняюсь и аккуратно, чтобы не испачкать нарядное платье, лезу в кусты. Оказываюсь между кустами, на мягкой травке и вижу сестру. Она сидит, сжавшись в комочек, и горько плачет. Подползаю к ней, обнимаю.

— Яна, ты чего? — я немного испугана. Сестра редко плачет, тем более вот так вот навзрыд, а это значит, что случилось что-то очень плохое.

Она поднимает заплаканное лицо, прозрачные зеленые глаза сейчас полны боли:

— Элиза, мне больно.

— Где, что болит? Давай позову маму, она обязательно поможет.

Я уже делаю движение, чтобы бежать за взрослыми, но сестра удерживает меня.

— Уже почти не болит, но выглядит плохо — и голос такой несчастный.

— Да что болит? Ты можешь конкретно сказать или показать? — я уже начинаю вспыхивать, терпение не мой конек, оно все сестре досталось.

Раяна приподнимает подол платья и вытягивает босую ногу.

— С утра нога болела. А потом я пошла погулять, и ее начало так сильно печь, как будто огнем. И теперь вот. Уродство это.

Мы обе смотрим на ее ногу. У сестры, в отличие от меня, очень белая и нежная кожа. И вот сейчас на этой нежной коже от пальчиков вверх по голени, спиралеобразно, нарисованы какие-то рисунки или буквы, непонятно. Черного цвета, выпуклые. Я провожу рукой по этим буквам. Нет, на коже не выступают, значит просто так кажется, что объемные. Я молчу. Не знаю, что сказать. А это со мной редко бывает, обычно я трещу без умолку. Видя мою реакцию, сестра опять начинает хлюпать носом.

— А мне даже нравится — говорю, чтоб ее успокоить. Сестра знает, что я никогда не вру. А я говорю ей неправду сейчас, даже не моргнув глазом. Потому что это мой самый близкий человек. И она очень напугана. А потому я через силу улыбаюсь и вру. Что угодно для нее и ради нее.

— Правда? Знаешь, уже не больно. Но как я могу показаться перед всеми с такими уродствами? Что же делать? — она смотрит на меня с надеждой. В нашей парочке я всегда зачинщица и всегда помогаю нам выпутаться, если мы во что-то влезем.

На нас одинакового фасона, но разных цветов платья, слегка закрывающие колени, и коротенькие кружевные носочки. Решение приходит мгновенно. Подскакиваю и бегу, на ходу кричу сестре:

— Сиди тут, я сейчас вернусь!

Забегаю к нам в комнату и сразу к комоду. Открываю ящик и начинаю быстро перебирать все, что там есть. Ничего подходящего. Открываю следующий, опять в спешке роюсь. Нашла! Хватаю находку и бегу назад в сад, надеясь, что никто меня сейчас не окликнет и не затормозит. Но все обходится. Запыхавшаяся, я ныряю в куст и сажусь возле Раяны.

— Фух. Держи — протягиваю ей белые гольфы. Не такие красивые, как надетые на нас носочки, но зато две пары и одинаковые. Мы спешно переодеваемся. Конечно, гольфы не очень подходят к наряду, но и не так чтобы совсем плохо. Засовываю две пары ненужных уже носков себе в карманы платья и широко улыбаюсь сестре. Ее лицо еще бледное, а глаза и нос розовые от недавних слез, но она улыбается мне в ответ не менее широко. Мы привычно беремся за руки и идем встречать гостей.

Уже ночью, когда мы лежим в своих постелях, я заново вспоминаю весь этот суматошный день. Раяна давно спит. Гости разъехались. Только дядя остался с ночевкой. У них там какие-то важные разговоры с папой.

Перед сном мы показали родителям ногу сестры. Родители, как мне кажется, немного встревожились. Но потом мама сказала, что такие же руны, так она назвала рисунки на коже сестры, были у нашего отца, который умер до нашего рождения. Это признак принадлежности к магам смерти, слугам Богини Ризы, знак ее особого расположения. Сестра расстроилась, а я даже позавидовала. Надо же, как это интересно. Не то, что у меня — просто магия снов. За этими мыслями я незаметно заснула.

Приснился мне лес. Густой, с вековыми соснами, мохом и огромными дубами. Иду по тропинке и не страшно мне нисколько. Спускаюсь с холмика и выхожу к небольшому пруду. Поросший камышом берег, вода зеленая, пахнет не очень. Вообще, все возле воды выглядит затхлым и заброшенным. И тут я вижу медвежонка. Ну, или почти его. Похож немного, но шерсть рыжая. Сидит возле воды и ревет. Мне даже смешно стало. Подхожу ближе, а он увидел меня и забеспокоился, заметался. Только теперь замечаю, что он на цепи. Одна часть, с шипами, держит его за шею. А другая — обмотана вокруг огромного дерева, корни которого вылезли из земли, как огромные змеи. Шипы вокруг шеи медвежонка все бурые от крови, а шерсть в том месте совершенно стерта. Мне его так жаль становится. Он такой маленький, а вынужден терпеть боль и неволю. Для дикого животного ничего хуже быть не может. И вдруг, мне так захотелось ему помочь. Облегчить муки. Спасти.

— Тише, маленький, — говорю ему и потихоньку подхожу — я тебя не обижу. Меня Элиза зовут. Я помочь хочу.

И подхожу совсем близко. Не боюсь. Меня всегда животные любили. Неважно, домашние или дикие. С любым могу найти контакт. Протягиваю руку. Медвежонок сначала шарахается от меня. Потом принюхивается и через минуту, видя, что я не двигаюсь и не собираюсь делать ему больно,