Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас многие в сохранившихся деревнях занимались тем, что на старых приисках добывали поделочные камни. Часть сбывали для последующей продажи, часть шла на свои "поделки". Сами шлифовали, сами резали камень и дерево. Возили на ярмарки, тем и жили. И сейчас это был очень неплохой доход. А с приходом эры Интернет-торговли, посылки с местными каменными чудесами шли по всей стране. Пользуясь случаем, напросилась сразу и в мастерскую, и в предстоящий поход на прииск.
Но открытием вечера для меня стала старшая внучка лесника. Девчонке шел девятнадцатый год, но она жила медициной. Она горела своей мечтой.
Какой? Да уж, удивительной мечтой сделать лучше то место, где родилась. Молоденькая девочка мечтала стать медиком и снова открыть амбулаторию в деревне. Да, в деревне почти в тридцать жилых дворов не было врача. Уже лет двадцать как.
Нагревшись в чужом уюте, я шла домой, все глубже погружаясь в отступившие было мрачные мысли. Я прошла по дому. Странное ощущение, словно идёшь по архиву собственной жизни. Большой портрет на стене. Молодой капитан, с иронично приподнятой бровью и хитрой полуулыбкой, бережно обнимает белокожую и темноволосую девушку с удивительно притягательными глазами. А ведь и не скажешь, что бабушке здесь почти тридцать. Что уже родились мой отец и его старший брат. Тут же в ножнах висит дедушкин офицерский кортик. Деревянная этажерка со всякими мелочами, выкинуть которые после смерти бабушки у меня не поднялась рука.
Книжные шкафы. Наугад достаю большой словарь. Я помню, что между страницами должно лежать перо "жар-птицы". На самом деле павлинье, в пятьдесят восьмом бабушка впервые была в московском зоопарке, и на память она забрала себе вот такой сувенир. Когда я его случайно нашла, мне было около пяти. То яркое ощущение чуда я помню и сейчас. Да, перо на месте. А на душе удивительное тепло.
А вот камень преткновения. Одна из самых сильных ссор с моей матерью произошла, когда через месяц после бабушкиных похорон она собралась выкинуть "весь этот хлам". В том числе и огромный, деревянный сундук с резными боками и навесным замком. Отстояла, сохранила и перевезла сюда. "Невестин сундук". Бабушка смеялась, что вот как накопим приданного под крышку, так и замуж можно будет идти.
Над ним на стене большое зеркало, в тяжёлой бронзовой раме.
Это зеркало особое. Ещё из бабушкиного приданного. Прошло по всем гарнизонам от Хабаровского края до Московской области, через Краснодар. Это зеркало помнит меня от рождения. Перед ним делались первые прически, в нем отражалась я в самых красивых своих платьях. В памяти его отражений затерялась я, уверенная в том, что мир вращается только ради меня, что нет такого, с чем я бы не справилась. Где- то там есть я, потерянная, с ощущением сломанных одиночеством крыльев. Пора добавить новое отражение.
Я внимательно вгляделась в зеркальную гладь. И сердце пропустило удар. Позвоночник превратился в металлический прут. Спина взмокла, и дыхания не хватало.
В зеркале отражалась красивая, статная женщина. Не просто красивая, а красивая той удивительной, какой-то инфернальной красотой. Темные волосы окутывали ее хрупкую фигуру почти до колен, скулы, линия носа, кожа — все кричало об ее непростом происхождении, как и дорогое платье в стиле средневековья. "Богиня, услышь, я готова принять твою чашу". Эта фраза словно звучала в моей голове.
Гром за окном отвлёк меня от зеркала. Повернув голову обратно, я увидела обычное зеркало. Старое, в патине, но обычное. Без всяких странных, пугающих отражений. Хотя…
У моего лечения возможна побочка в виде галлюцинаций, редкая, но возможная. Переезд, воспоминания, гроза.
Спать я легла только под утро. Почти всю ночь провела на широком подоконнике, любуясь бесподобным безумием грозы в небе. Всегда любила этот разгул стихии. С детства замирала у окна, летом убегала на улицу. И отойти от окна сейчас тоже не смогла.
Проснулась с чувством, что отдохнула и полна сил. А меня ждал быстрый завтрак и визит в мастерскую к Николаю, зятю лесника. А ещё, у меня четко оформилась мысль, оставить этот дом Анастасии, так удивившей меня вчера.
Правильно было сказано, что дому нужен хозяин. Нужен хозяин, который будет беречь дом, а дом будет хранить его покой. С этим и пошла в дом к леснику.
Шла я к Михаилу Елисеевичу с полным пакетом документов. Пришлось рассказывать все. И про диагноз, и про перспективы, а про взаимоотношения с родителями здесь и без меня все знали. Ну не хотела я, чтобы этот дом оставался разрушаться. Хотелось, чтобы и в его стенах звучал детский смех, чтобы в нем была жизнь.
Поход в мастерскую откладывался. Но день как-то слишком быстро пролетел. Решить вопрос с транспортом до нотариуса, к самому нотариусу надо записаться заранее. Хорошо хоть особых очередей не было.
Еду я домой, точнее, пока домой, дом подарен с пожизненным правом проживания, а ощущение, словно ещё одну лямку отцепила. Знаю же, что мое "пожизненное" очень ненадолго.
Слушать меня, конечно, никто не стал, на все мои устала и нет аппетита, меня, сурово сдвинув брови и тоном, не терпящим пререканий, отправили мыть руки и за стол.
Разговор за столом тек плавно, неспешно. Начался с грибов, перетек на лесные приметы и окончательно закрепился на местных историях и легендах. Наверное, и Бажов когда-то вот так же сидел за щедрым столом, слушал и влюблялся в особый колорит и красоту уральских историй.
Под вечер я всё-таки уговорила Николая сходить со мной в мастерскую. Благо идти не далеко, на окраину деревни. Пошли почти всем семейством. И я, в очередной раз, поймала себя на удивительном ощущении родства с этими людьми, что не были мне родней по крови.
Я зашла в мастерскую и пропала для остального мира. Николай оказался действительно мастером, и умело сочетал резьбу по дереву и работу по камню. Я ходила как зачарованная. Пальцы так и скользили по граням и срезам, обводили контуры. Первым меня зацепил объемный браслет из халцедона, жёлтого агата и яшмы. Три ряда крупных бусин и подвес в виде лисёнка. Желто-оранжевая гамма, плавный переход. Словно кусок солнечного дня или застывший язык пламени, и задорный лисёнок колыхался при каждом движении. Нет, я однозначно влюбилась, не отдам уже, моё.
Николай с улыбкой подсунул мне целый ящик с деревянными пластинами, на которых крепились украшения. Я ни сколько не преувеличиваю. Это действительно были украшения, я перекладывала одну паллету за другой, восхищаясь не переставая. Красиво. Но запала только на комплект из лазурита. На ошейнике, сплетенном из мелких камней, крепились капельки на разной длины наборной нитке. И серьги в пару, с длинными подвесами.
И браслет, и комплект я забрала, собираясь на утро принести плату за них. Но уже на выходе, словно споткнулась.
Среди различных фигур стояла она. Статуэтка, вырезанная из дерева, располагалась на небольшом куске лазурита и двумя руками держала чашу из радужного обсидиана. Набатом в голове звучала фраза, услышанная из отражения:
" Богиня, услышь, я готова принять твою чашу".