Деятельность Брусилова после октября 1917 года тем более вызывает сегодня жаркие дискуссии. Ведь он был самым авторитетным из царских генералов, перешедших на службу советской власти. А мог бы оказаться и в другом стане, как сам признавался. Существует даже утверждение злопыхателей, что и сам Луцкий прорыв продолжал называться Брусиловским, потому что генерал перешёл на сторону красных, что это было выгодно чуть ли не самому Сталину. Но надо напомнить, что и в западные энциклопедии, и в многочисленные научные труды по военной истории наступление вошло именно как «Brussilow angritte», «The Brusilov offensive», «Offensive de Brussilov» и т.д. Неужели во всех странах, даже враждебных нам, было так велико влияние советской власти и Сталина?

Автор продолжает придерживаться точки зрения генерала Похвистнева и своего отца: это была победоносная и главная битва, ставшая возможной только благодаря личной целеустремлённости, вопреки всем интригам и обстоятельствам, мужественного генерала Алексей Брусилова.

Не являясь сторонником смешения разных жанров, я всё-таки закончу вступление к познавательной книге давним и покаянным стихотворением:

ЖИЗНЬ ОТЦА

Я подумал опять на седых берегах Селигера,

Где отец всё зовет меня издалека:

Как же мало узнал я о жизни отца-офицера,

Подпоручика Кобринского полка.

Я стеснялся спросить и запутаться в датах,

Безвозвратно казались они далеки:

Галицийские веси, прорыв легендарный в Карпатах

И раненье шрапнелью у горной реки.

В доме список хранился с печатью двуглавой,

Где бои внесены за высоты Карпат,

Но они затмевались недавнею славой,

Той, которой овеян был старший мой брат —

Героический сын его, павший недавно.

До того и скорбел, и гордился отец,

Что не помнил про орден с отличием — Анна —

Про награду за бой у реки Коропец,

За лихой контрудар от Поповой могилы…

Много шрамов в обычной отцовской судьбе,

Он в российских просторах отыскивал силы,

Чтобы молча сносить все осколки в себе.

Я ведь помню седым его и постаревшим,

Сколько шли по лесам и озерам вдвоем…

Вот он тихо сидит над костром прогоревшим

И как будто не слышит о прошлом своем.

Но без этих боёв супротив супостата,

Как ни думай с позиций текущего дня —

Нет ни чести фамильной, ни старшего брата,

Ни меня…

Прошло тридцать лет, мы видим, что даже на русской почве со времён Великой войны накопилось уже целых три пласта её осмыслений и научных концепций (историки имперской школы, догматики марксистской закалки и авторы с постсоветским развенчанием), но сегодня, к 100-летию начала Перовой мировой войны, к грядущему вековому юбилею Брусиловского прорыва, мы можем и попытаться сказать правду, и поспорить, и провести параллели с сегодняшними трудными днями, но главное — отдать заслуженную дань нашим героическим предкам.

Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы. Кто думает теперь о мире, кто желает его — тот изменник Отечества, его предатель.

Из прощального обращения Николая II к войскам (8 марта 1917 г.)

Пока живы отзвуки недавней мировой драмы, именуемой Великой войной 1914–1918 годов, а они пережиты будут человечеством разве в далеком и очень далеком будущем, будет живо в умах и памяти имя Брусилова, ярко и выпукло отчеканенное на фоне пережитой человечеством драмы.

Из прощального слова командарма Андрея Снесарева (19 марта 1926 г.)

Над революционным Петроградом мчались свинцовые тучи, на свежие брустверы в Карпатах пал первый снежок, а во Франции ещё стояли остатние тёплые дни, подогреваемые всеобщим ликованием. В 11 часов, 11-го дня, 11-го месяца (ноября) 1918 года в железнодорожном вагоне, стоявшем на путях во французском городке Компьене, севернее Парижа, было подписано соглашение о прекращении огня на всех фронтах. Если точнее, перемирие было заключено в 5 утра 11 ноября, но вступило в действие с 11 утра. Был дан 101 залп — последние залпы Первой мировой войны.

Так в этот день закончились боевые действия на Западном фронте, где против немцев сражались союзники — страны Антанты без России. Ещё 29 сентября 1918 года Верховное командование германской армии проинформировало кайзера Вильгельма II и имперского канцлера графа Георга фон Гертлинга, находившихся в штаб-квартире в Спа (Бельгия), что военное положение Германии безнадежно. Генерал-квартирмейстер Эрих Людендорф, по-видимому, опасавшийся катастрофы, заявил, что он не гарантирует, что фронт удержится в следующие 24 часа, и потребовал запросить у сил союзников немедленного прекращения огня. Кроме того, он посоветовал принять основные условия президента США Вудро Вильсона («Четырнадцать пунктов») и демократизировать имперское правительство, в надежде на лучшие условия мира. Это позволит сохранить лицо имперской армии и переложить ответственность за капитуляцию и её последствия непосредственно на демократические партии и парламент. Он сказал офицерам своего штаба: «Теперь они должны лечь в ту постель, которую они приготовили для нас». И 3 октября вместо Георга фон Гертлинга новым канцлером был назначен либерал — принц Максимилиан Баденский. Ему было поручено начать переговоры о перемирии. Однако при последующем обмене сообщениями выяснилось, что вильсоновские указания «на отречение кайзера как важнейшее условие достижения мира не встретили понимания. Государственные деятели Рейха тогда ещё не были готовы рассматривать столь чудовищный для них вариант». В качестве предварительного условия переговоров Вильсон требовал вывода немецких войск со всех оккупированных территорий, прекращение подводной войны и отречение Кайзера, записав 23 октября: «Если правительство Соединённых Штатов должно договариваться с Верховным командованием и монархической верхушкой Германии сейчас или, по всей вероятности, позднее, ввиду международных обязательств Германской империи, оно должно требовать не мира, а капитуляции». Она и была принята 11 ноября 1918 года.

В том же ноябре 1918 года в Москве был выпущен из-под ареста беспрекословный герой и самый успешный полководец русской армии Алексей Брусилов. Покинув армию после революционных событий и отставки по приказу Керенского с поста главкома, он поселился в Москве. В ноябре 1917 года был тяжело ранен осколками случайно попавшего в дом снаряда и до июля 1918 года лечился в госпитале. В этот период его посещали представители Белого движения, стараясь привлечь на свою сторону, но генерал отклонил предложения перебраться на Дон. Это не осталось незамеченным. В августе 1918 года был арестован органами ВЧК в качестве заложника, два месяца находился на кремлевской гауптвахте, но был освобожден в ноябре победного года за отсутствием доказательств связей с антисоветским движением. В это же время были арестованы его брат, умерший в заключении, и сын, бывший ротмистр Алексей. Вот что творилось с офицерами — патриотами России…