Любому нормальному человеку отвратительно насилие, особенно, когда оно направлено против него лично. Другое дело, когда это касается кого-то постороннего, особенно чужака. Мне случалось наблюдать, с каким пренебрежение к чужим жизням относятся люди, считающие себя избранными судьбой или небесами стоять на вершине власти. А кто из нас не исключителен, если избран провидением жить на этой земле?

Обстоятельства моей жизни сложились так, что и мне приходилось убивать своих противников. Лишая человека (как бы он подл, по моему мнению, ни был) жизни, я каждый раз чувствовал, что делаю что-то не так. Что можно и нужно было бы найти другое решение. К сожалению, обстоятельства большей частью складывались так, что это была единственная возможность защитить собственную жизнь, Однако, после всего случившегося, червь сомнения продолжал точить душу, и укоры совести заставляли просыпаться по ночам.

Главное сомнение было в том, что никто не заставлял меня участвовать в кровавых разборках, вмешиваться в чужие дела, кроме собственной воли. Самым правильным было бы оставаться независимым наблюдателем и смотреть на чужие нравы и жизненные коллизии как многосерийный исторический фильм, поставленный в реальном времени. Правда и то, для этого мне не хватало мягкого дивана и стакана холодного пива. К тому же «плохие парни», встречающиеся на пути, сами не хотели оставить меня и беззащитных людей в покое и провоцировали на ответные, конкретные действия.

Несколько последних месяцев моей жизни, как только я оказался вовлечен в эксперимент по перемещению во времени, заполнились постоянными драками, дуэлями, любовными перипетиями, сделавшими ее, жизнь, яркой, насыщенной событиями, но и крайне опасной. Вот и теперь я хочу рассказать о событиях, последовавших после того, как мне пришлось бежать от царской полиции, которой почему-то очень не понравилось мое присутствие на территории Российской империи в октябре месяце 1856 года.

Как часто случалось и случается в нашей стране и в более поздние, просвещенные, времена, полиция, не умея найти аргументов для доказанного обвинения, решила обвинить меня в несуществующем преступлении. Это могло кончиться для меня только одним, пешей экскурсией по только еще осваиваемой Сибири арестантским этапом. Я был не против прогулки, но не такой долгой, и увильнул и от неправедного расследования и несправедливого суда.

Сделать это было не очень сложно. Рядом с уездным городом Троицком, в котором разворачивались полицейские инициативы, существовала старинная крепость, что-то вроде средневекового острога или городища. Во дворе этой крепости была, а, возможно, еще и есть до сих пор странная могильная плита. Кто и зачем смонтировал это сооружение, для меня остается неизвестным, известно другое, у нее есть свойство перемещать предметы из одного времени в другое. Что это за устройство и какой у него принцип работы — я не знаю, но ко времени описываемых далее событий мне уже довелось с его помощью перепрыгнуть из 1799 года, в который я попал, другим, не менее странным путем, в 1856. Имея под рукой такую возможность остаться на свободе, было грех этим не воспользоваться. Поэтому вместо того, чтобы отправится сначала в кутузку, а потом и в Сибирь, я предпочел свободное, а потому и желанное будущее.

Одним из недостатков «генератора времени», как я называл для себя этот таинственный агрегат, были возникающие во время работы высокочастотные колебания, напоминающие ультразвук, от которых очень болели, буквально разламывались, зубы. К тому же у него была еще и «конструктивная недоработка» — невозможность при перемещении определить, в какое именно время ты попадешь. По опыту прежних скачков во времени я подсчитал, что «разрешающая способность» у «генератора» была довольно высокой, перемещал он находящийся на нем предметы со скоростью год в минуту. Потому, чтобы вернуться домой, в свое время, мне нужно было просидеть на этом зубодробильном камне больше двух часов. Сделать это в один прием было нереально.

Когда, увильнув от нежной опеки полиции, я взобрался на это сооружение, довольно скоро понял, что на такой длительный подвиг самоистязания просто не способен. Я сколько мог терпел зубную боль и прочие прелести путешествия, но когда исчерпал все свои резервы стойкости, все-таки вынужден был соскочить с плиты, задолго до необходимого срока.

Оказавшись на твердой, надежной, не вибрирующей земле, я начал яростно чесаться. От микроволновой вибрации нестерпимо свербело все тело. В глазах у меня стоял туман и ноги мелко, противно дрожали. Окончательно прийти в себя я смог только через пару минут.

Суточное время, в котором я оказался, было предвечерним, небо над головой — чистым, а солнце клонилось к горизонту. Я глубоко вдохнул холодный осенний воздух и только после этого посмотрел по сторонам. И сразу же увидел человека с ружьем. Он стоял всего в нескольких шагах от «генератора», повернувшись ко мне спиной, и глядел в сторону почти не изменившегося сакраментального замка. Не знаю отчего, то ли ото всех предшествующих побегу событий, то ли вибрации, но у меня немного съехала крыша. Иначе ничем иным нельзя объяснить дурацкую ошибку, которую я совершил. Вместо того, чтобы тотчас вернуться на «генератор» и, пока он меня не заметил, убраться из этого времени подобру-поздорову, я необыкновенно обрадовался, что тут же на месте смогу выяснить, в какой год попал.

Хорошо, хоть я не сразу бросился к нему с расспросами, а подождал, пока у меня окончательно прояснится в глазах. Тогда я смог разглядеть крепкого сложения мужика в солдатской шинели, плоской каракулевой шапке и рыжих от времени, нечищеных сапогах Он продолжал стоять в той же позе на прежнем месте и пытался прикурить папиросу. На его плече стволом вниз висела трехлинейная винтовка. Удивительно, но даже такое знамение времени меня ничуть не смутило.

— Земляк! — окликнул я его. — Не подскажешь, какое сегодня число?

Человек вздрогнул и круто повернулся. У него оказалась героически заросшая недельной щетиной рожа с твердым подбородком. В меня уперлось два холодных, настороженных глаза.

— Ты кто таков и откуда взялся? — спросил он простуженным голосом.

Красной ленты на его профессорском, каракулевом пирожке не было, но облик был явно революционный. Такие грубые, примитивные, полные суровой пролетарской беспощадности лица я видел в кинохрониках двадцатых-тридцатых годов И вообще, своей винтовкой и разномастной одеждой он очень походил на красногвардейца времен гражданской войны. От такого поучительного зрелища я разом начал приходить в себя и сумел придумать неопределенно-значительный ответ:

— Художник из центра, по заданию, — начал врать я, лихорадочно придумывая, кем можно представить странного человека в старинном, для этого времени, плаще, мягкой широкополой шляпе, да еще и с саблей на перевязи.

— А как сюда попал? — продолжил он допрос, оставив в покое папиросу и взявшись рукой за цевье винтовки.

— Пришел поглядеть усадьбу, где эксплуатировали простой народ, — начал импровизировать я, стараясь говорить беззаботным тоном. Не знаю, поверил ли мне часовой, но винтовку пока оставил на плече и продолжил расспросы:

— А мандат у тебя есть?