Я помню его, вспоминаю. Что они с ним сделали, убили? – прошептала Ири-та. – То есть и из нас каждого забрать могут?

– Это правда, забрали, – в глазах матери высветилась бездонная боль, которую она носила с собой каждый день. – Сколько я Богам молилась, чтобы жив он был ли сбежал, но незнамо, что с ним приключилось. Убили, верно. Надеюсь, хоть не калечили долго. Каждый день думаю о брате вашем. Но вас не дам им забрать, не позволю, сама брошусь на них, если нужно будет. Надежда лишь, что они всегда одного молодого берут, а одного старше. Видно, чтобы население не поперемерло все. А может, чтобы два молодых не набросились на них вместе. Поселение у нас большое, пронесет вишь. Хотя всех жалко, все родные. Никого бы не отдала, – слезы начали капать с глаз сестры.

Через время Ири-та задала вопрос:

– Но ведь если у нас такие кости, неужели мы не лучшие воины? Почему и правда, брат спросил, не воюем мы? Мы сильнее были бы, Бранд-дам победили, и избавились бы от гнета!

– Так Бранд-дам победим, а дальше что будет? Это же низкие люди все. А они сильнее, у них орудия, броня, и воюют они лучше сильно. Против таких не выстоишь одними костьми. Помрем все, а толку, – мать поднялась, опершись на колени, подошла к сестре и обняла ее за плечи. Ири-та содрогалась в рыданиях.

Ма-ллок поднялась и вышла из хижины на воздух с тяжестью на душе. Закатное солнце освещало красную равнину земли, покрывая крыши домов и хижин розовой дымкой. Начиналась луна. Ма-ллок любила это время дня. Последние лучи солнца падали на лицо, оттеняя кожу красным цветом. Вьющиеся волосы, длинные, собранные сзади нитью с вплетенными бусинами, мирно лежали на плечах девушки. Она снова села на каменную скамейку, где оставила веревки и продолжила плести дрожащими руками. Нити не складывались, в голове – пустота. Отец смог бы плести даже зная, что на днях прибудут Бранд-дамы, но она не могла. Снова вернув нити на скамью, девушка сложила руки вокруг амулета в молитве Богам.

…

Следующим утром громогласный рев рога оповестил о прибытии Бранд-дамов. Вскочив с кровати от пробирающего звука, Ма-ллок натянула цветастую юбку, кофту, взяла за руку Ири-ту, глаза которой были полны страха, и побежала во двор. На улице стояла пыль, в воздухе кружились, движимые потоками, частицы песка и сухой земли. Рядом из домов в суете выбегал народ. Старший брат выкатил отца на деревянной каталке из темной глубины хижины. Звуки раздавались там и тут по всему поселению. Крики, суета, вопли, плач – то, что Ма-ллок слышала каждые несколько месяцев со дня своего рождения.

– Идут!

– Всем на площадь!

– Боги, помилуйте, помогите нам во времена…

– Бежим, быстрее!

Семья собралась у хижины: отец в каталке с впалыми темными глазами и опухшими костяшками на руках, мать с напуганным взглядом, сжавшая челюсть в борьбе, старший брат, темнокожий и высокий, вел каталку отца. За ними столпились Ири-та, маленький братик, сестра Микла-ту и сама Ма-ллок. Они двигались к площади, каждый молился внутри за здоровье близких. Мать вспоминала о сыне, которого забрали, и говорила с Богами.

Площадь светлела впереди, выложенная белым камнем, окруженная постройками для подношений Богам, колодцами с водой, с монументом Калооса в центре. В обычные дни на площади собирался народ для обмена товарами, дети бегали, прыгая с одного каменного блока на другой, главы поселения собирались у монумента для обсуждения дел и решений.

Солнце стояло над равниной беспристрастно яркое, как и в любой другой день. Ма-ллок провела взглядом по людям, собравшимся на площади. Все сгорбились, согнулись, кто-то молился, кто-то смотрел перед собой в ужасе, кто-то застыл в оцепенении, другие – ходили вокруг, некоторые – обнимали семью. Ма-ллок с родителями, сестрами и братьями встали сбоку толпы, выстроившись в два ряда. На площадь подтягивались и другие: полный краснолицый свинопас, глинодел с бегающим опущенными глазами, лекарь с семьей, друзья брата с фермы пшеницы, молодой человек, который приходил к Ма-ллок свататься, и которого отправил отец, подруга Ма-ллок с матерью. Все поселение собралось на большой площади, встречая пришельцев из Бранд-дама. Ма-ллок положила руку на каталку отца спереди. Тошнота поднималась вверх к горлу, солнце казалось еще ярче.

На площадь ворвались кони с всадниками. Группа наездников внеслась на площадь с громыхающим громом рога, подняв пыль в воздух столпами. Вперед выбежал один всадник с полосами краски вокруг носа, с ожерельем из клыков зверя и с длинной набедренной повязкой из обработанной шкуры. На руках – темные татуировки пятнами вокруг запястий и локтей. На голове – корона из трех черепов грифа с длинными клювами. Наездник очертил толпу грозным взглядом. В руках он нес металлическое изогнутое орудие. За ним на площадь влетели еще несколько всадников, остановившись немного позади.

Толпа подняла шум с возгласами ужаса, кто-то истошно закричал.

“Стоять, поселение Каалоса! Перед вами Гринч-Грок, сын вождя племени Бранд-дам! Никому не двигаться с площади и слушать, что скажет тот!” – один из всадников позади рычащим голосом провозгласил желание Бранд-дама.

Сын вождя спешился с коня и мощной, жесткой походкой пошел к толпе. Молодой Гринч-Грок прибывал каждые несколько месяцев, чтобы забрать людей. На памяти Ма-ллок он еще в отрочестве приезжал с отцом вместе, а теперь, несколько лет назад, стал в одиночку забирать дань.

“Мы приехали забрать двоих из вас! Слушайте нас, и все будет хорошо, по обычаю! Вздумаете сопротивляться – перебьем всех здесь”, – устрашающим взглядом сын вождя окинул толпу.

Ма-ллок помнила, как пару лет назад выбранный рискнул убежать. Гринч-Грок занес орудие и отрубил тому голову на месте, а затем забрал всю его семью с собой.

Сын вождя пошел с краю толпы полукругом, рассматривая народ, гордо и прямо, с суровым бесстрастным лицом. Люди напротив отводили взгляды, опускали головы, закрывали глаза в мольбе, надеясь, что Боги помогут им в эти минуты. Ма-ллок снова начала молиться, взяв мать, стоявшую рядом, за руку. Мать твердо сжала руку дочери.

”Ты”, – провозгласил Гринч-Грок. Напротив его пальца стоял взрослый, почти пожилой мужчина, с наполовину седыми волосами, согнувшийся из-за страха. Гринч-грок смотрел прямо на мужчину, ожидая, как тот выйдет из толпы и пойдет к всадникам. Глаза мужчины смотрели безумно, почти вылезая из орбит. Он помедлил, смотря на сына вождя, а затем шатающимся шагом вышел из первого ряда и, как во сне, смотря прямо и беззвучно шевеля губами,