Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то раз, когда ему было семь лет, Каин встретил у дороги бродячую дворнягу. Оголодавшая собачонка была готова довериться любому, кто предложит ей поесть. Мальчик приманил её куском хлеба. Пока дворняжка пережёвывала чёрствую корку, он сломал ей позвоночник одним резким и мощным ударом арматуры. К своему несчастью собака умерла не сразу. Наш сын оттащил её на задний двор. Там он перевязал ей пасть изолентой, выколол оба глаза и отрезал одно ухо. Бедная собака долго скулила, пока мальчик медленно кромсал её перочинным ножиком. На закате она, наконец, испустила дух. Я надеялся, что Каин хотя бы похоронил её где-нибудь в овраге, но паршивец бросил изуродованное тело в муравейник недалеко от фермы. День за днём он наблюдал, как муравьи медленно пожирают дохлую тушку. Когда я её нашёл, от собаки остались кости, обтянутые высохшей шкурой.
Я и раньше грешил рукоприкладством по отношению к сыну, но в тот день он получил неслабую выволочку. Эви даже повысила на меня голос, требуя остановиться, хотя знала, что ребёнок заслужил наказание. Тем не менее, синяки и следы от хлыста зажили, а сынок перестал издеваться над слабыми. Либо он с тех пор лучше заметал следы своих преступлений. Всё чаще Каин ходил играть в лес. Кто знает, чем он там занимался.
Как-то ночью мы с Эви молча лежали в постели, оба без сна. Она долго смотрела в потолок, а потом положила голову мне на грудь и сказала: «Я беременна». Меня в этот момент пробила холодная дрожь. То ли из-за страха, что́ Каин может сделать с этим ребёнком, то ли из-за того, что второй ребёнок будет жестоким, как его старший брат.
Через семь месяцев у нас родился ещё один мальчик. Старший ревниво воспринял этот факт. Однако открытой ненависти к младенцу не демонстрировал. Эви вовсе перестала колоться. Только потому, что у неё кончилось зелье, а достать нового в этой дыре было негде. Первое время её дико ломало. Она несколько дней пролежала в кровати насквозь мокрая от пота, корчась в конвульсиях. Она ничего не ела, но рвота выходила из неё вёдрами. Как столько вообще могло уместиться в человеческом организме… Мне тоже было непросто. Приходилось следить за хозяйством и двумя детьми, один из которых требовал постоянного внимания. Я мечтал о возможности сомкнуть глаза хоть на мгновение. Но, не смотря на мои опасения, Эви всё-таки пришла в себя. Однажды утром она проснулась здоровой, хоть и ослабшей.
Последующие за тем днём восемь лет оказались неплохими. Авель рос здоровым послушным ребёнком. Каин пошёл в местную школу и начал помогать мне с работой на ферме. Он был слишком тихим, слишком спокойным. Практически ничего не говорил, если его не спросить. В деревенской школе училось всего двенадцать детей. Мой сын ни с кем не ладил. Другие ребята сторонились его. Несколько раз учителя обращались ко мне, заявляя, что Каин слишком замкнут, а может и вовсе асоциален. Я каждый раз отвечал им одно: «У меня слишком много дел на ферме, мне некогда заниматься этой ерундой». Мне правда было некогда. Я радовался и тому, что мой старший сын не влипает в неприятности и помогает мне по мере возможностей.
Авель же всегда сторонился его, словно это был не его старший брат, а чужой странный человек. К слову, они всегда казались мне слишком разными. Старший – закрытый и молчаливый, младший – жизнерадостный и любознательный. Я и не подозревал, что все эти восемь лет один из них усыплял нашу бдительность.
То лето было жарким и засушливым. Я опасался, что весь урожай пшеницы погибнет под палящим солнцем, тогда семье в зиму придётся нелегко. Каину месяцем ранее исполнилось пятнадцать, его брату осенью должно было стукнуть восемь. Работать в такую жару было невозможно, большую часть дня приходилось прятаться в тени. Зная об этом, Каин ушёл из дома ранним утром. Я давно бросил его спрашивать, куда он ходит и чем занимается, это было бесполезно. Наше общение ограничивалось моими указаниями о том, что нужно сделать на ферме.
Младший первую половину дня вертелся во дворе, потом тоже куда-то пропал. Эви начала беспокоиться за него. «Не волнуйся, дорогая, – ответил я ей, – наверное, он пошёл на реку. Вернётся к ужину». Но не вернулся. Когда солнце соприкоснулось с горизонтом, мы отправились на поиски сыновей. Сначала обыскали двор, потом поля, сходили к реке… Никого. Уже темнело, когда мы отправились в лес, надеясь, что наши дети блуждают где-то на окраине. Будь они в глубокой чаще, отыскать их не представлялось бы возможным. Мы разделились. Я пошёл на восток, а Эви – на запад. Спустя несколько минут я услышал её крик. Безумный, больше похожий на крик животного. Я бросился к ней, а когда добежал, увидел кошмарную картину. Самое ужасное было то, что я сразу понял, кто это сделал. Каин привязал младшего брата к двум молодым берёзам. Он растянул его между деревьями, как шкуру убитого зверя. И снял кожу. Везде, кроме головы. Только отрезал оба уха. Эви кричала на весь лес, словно обезумевшая, а меня разрывало от тихой ярости. Я бы прямо сейчас свернул старшему сыну шею, будь он здесь. Но Каин сбежал.
Я любил Авеля. С того мгновения, как впервые взял его на руки. Бывало, что ему тоже влетало от меня, если он проказничал, но со вторым сыном я никогда не перегибал палку. Авель был добрым, любящим и понимающим. Я чувствовал, что он плоть от плоти моей и видел в нём наше будущее. Мы похоронили его на том же месте, где он был убит. Я отвязал его тело и накрыл мешком из сарая. Пока копал могилу, Эви тихо плакала, свернувшись клубочком на земле. Похоронив сына, я взял её на руки и отнёс домой. В ту же ночь мы покинули деревню. А ферму я сжёг.
Каин всегда казался мне чужим. Возможно, поэтому я чувствовал к нему скрытую ненависть, но отказывался это признать. И я, и Эви, подозревали, что он не мой сын. Вероятнее всего мальчик был зачат Сатаной, когда тот несколько раз изнасиловал мою жену.
Мы снова бежали. Снова неведомо куда. Эви и вовсе отключилась от реальности, стала чем-то вроде овоща. Она молчала, глядя на мир стеклянным взглядом. Делала только то, что я ей скажу. Я уже видел такое, после того, как нашёл её на поле много
