Морони.

Он зажмурился, а когда открыл глаза, все перед ним поплыло и закачалось.

Он читает ещё раз.

МОРОНИ ПЬЕТРО НЕ ПЕРЕВЕДЕН

Ещё раз.

МОРОНИ ПЬЕТРО НЕ ПЕРЕВЕДЕН

«Ты что, читать не умеешь?»

Он прочитал снова.

М-О-Р-О-Н-И. МОРОНИ. Морони. Мор… М…

«Как тебя зовут?» — прогудел голос у него в голове.

«Эй, а в чем дело?»

«Зовут тебя как?»

«Кого? Меня? Меня зовут… Пьетро. Морони. Морони Пьетро».

И там написано: «Морони Пьетро». И рядом, печатными буквами, огромными: «Не переведен».

Значит, предчувствие оказалось верным.

И все-таки он надеялся, что…

«Остальные! Посмотри остальных!»

ПЬЕРИНИ ФЕДЕРИКО ПЕРЕВЕДЕН

БАЧЧИ АНДРЕА ПЕРЕВЕДЕН

РОНКА СТЕФАНО ПЕРЕВЕДЕН

Он искал красное в других списках, но все было синим.

«Не может быть, чтобы меня одного из всей школы оставили на второй год. Мне Палмьери сказала, что меня переведут. Что все разрешилось. Он мне обеща…»

Нет.

Сейчас не надо думать об этом.

Сейчас надо просто уйти.

«Почему Пьерини, Ронку и Баччи перевели, а меня нет?»

Вот они.

Вся компания.

Голосок в голове посоветовал: «Дорогой Пьетро, будет лучше, если ты уйдешь, причем побыстрее, ты ведь сейчас заревешь. Ты же не хочешь плакать при всех?»

— Пьетро! Пьетро! Ну что?

Он обернулся.

Физиономия его подружки появилась из-за стенда.

— Меня перевели?

Пьетро стал искать фамилию Челани.

Синим.

Как и все остальные.

Он хотел сказать ей, но не мог. У него появился странный привкус во рту. Медный. Кислый. Он отошел в сторону и судорожно проглотил слюну.

— Ну? Меня перевели?

Пьетро кивнул.

— А! Здорово! Перевели! Меня перевели! — завопила Глория и стала обнимать всех вокруг.

«Зачем она все это делает?»

— А тебя? Тебя?

«Ну же, скажи ей».

Ему стало худо. У него словно шмели зажужжали в ушах. Ноги подкосились, щеки запылали.

— Пьетро! Что случилось? Пьетро!

«Ничего. Просто меня оставили на второй год», — хотел сказать он. Прислонился к стене и медленно сполз на пол.

Глория раздвинула толпу и подошла к нему.

— Пьетро, что с тобой? Тебе плохо? — спросила она и заглянула в список. — Тебя оста…

— Да.

— А остальных?

— Пе…

И Пьетро Морони вдруг понял, что все стоят стеной и смотрят на него, что он среди них — шут, белая (красная) ворона, что Глория тоже по другую сторону, вместе с ними, и не важно, совсем не важно, что она смотрит на него глазами Бемби.

2

9 декабря в шесть двадцать утра черный «Фиат Уно Турбо GTI» (осколок тех времен, когда на пару лир дороже, чем базовая модель, можно было купить этакий гроб на колесах, который ездил, как «порше», жрал бензин, как «кадиллак», и легко получал вмятины, как банка из-под кока-колы) свернул с Аврелиевой дороги в сторону Искьяно Скало и покатил среди голых мокрых полей. Миновав Спортивный центр и ангар Аграрного консорциума, машина въехала в городок.

По короткому проспекту Италии текли ручьи грязи. Рекламный плакат Центра красоты Иваны Дзампетти, сорванный ветром, валялся посреди дороги.

Вокруг не было ни души, только хромой пес, столь же породистый, сколь и беззубый, копался в мусоре у опрокинутого бачка.

Машина проехала мимо него, свернула у мясного магазина Маркони, миновала табачно-парфюмерную лавку и Аграрный центр и направилась к площади 25 апреля, центральной в городке.

Обрывки бумаги, пластиковые пакеты, газеты носило ветром по мостовой. Пожелтевшие листья старой пальмы в центре садика свесились на одну сторону. Дверь небольшого станционного здания, похожего на серый куб, была закрыта, но красная вывеска «Стейшн-бара» горела, а значит, бар работал.

Водитель, не выключая мотор, остановил машину у памятника павшим в войне жителям Искьяно Скало. Из выхлопной трубы валил густой черный дым. Сквозь тонированные стекла было не видно, кто внутри.

Потом, наконец, дверца водителя с металлическим скрежетом распахнулась.

Сначала из машины вырвалась песня «Volare» в обработке фламенко группы «Джипси Кингс», а следом вышел крупный плотный мужчина со светлой шевелюрой, в больших темных очках и коричневой кожаной куртке с вышитым на спине орлом.

Звали его Грациано Билья.

Он потянулся. Зевнул. Размял ноги. Вытащил пачку «Кэмела» и закурил.

Он вернулся домой.

Альбатрос и танцовщица

Чтобы понять, отчего Грациано Билья решил после двухлетнего отсутствия вернуться в родной городок Искьяно Скало именно 9 декабря, нам придется вернуться в недалекое прошлое.

Совсем недалекое. На семь месяцев назад. И перенестись в другую часть Италии, на восточное побережье. В то место, которое называют Романьольской ривьерой.

Начиналось лето.

Был вечер пятницы, мы с вами заглянули в заведение под названием «Морской гребешок» (именуемом также «Мерзкий запашок» по причине вони, которой тянуло из здешней кухни), недорогой пляжный ресторан неподалеку от Риччоне, специализирующийся на рыбных блюдах и инфекционном гастроэнтерите.

Стояла жара, но с моря дул легкий ветерок, делавший ее относительно терпимой.

В заведении было не протолкнуться. В основном здесь сидели иностранцы, парочки из Германии, Голландии, разные северяне.

Расположился тут и Грациано Билья. Опершись на стойку, он приканчивал третью «Маргариту».

Пабло Гутиеррес, смуглый парень с челкой и татуировкой в виде рыбы на спине, вошел и направился к нему.

— Начнем? — спросил испанец.

— Начнем. — Грациано выразительно взглянул на бармена, тот вытащил из-под стойки гитару и протянул ему.

Сегодня вечером, ему — давно такого не бывало — снова захотелось играть. Пришло вдохновение.

То ли от выпитых коктейлей, то ли от приятного ветерка, то ли от дружелюбной атмосферы заведения на берегу — кто ж его знает, отчего оно пришло?

Он сел на ступеньку небольшого подиума, освещенного горячими красными лучами. Открыл кожаный футляр и вынул гитару, как самурай вынимает меч.