Семенов подлетел к дальнему углу. Его заметили — худощавый рядовой, по пояс высунувшись из окна, навел винтовку… Осадив Чалого, комэск спрыгнул, скользнул за пузатую дубовую бочку, чтобы опередить выстрел… Он чувствовал, что не успевает, но беляк вдруг надсадно крякнул и, уронив винтовку, повис на подоконнике. Будто соревнуясь с командиром в бесшабашности, застреливший белогвардейца всадник влетел прямиком на крыльцо и, оглушительно гикнув, выпрыгнул из седла. Молодой конь неловко топтался передними копытами по мешкам с землей — бруствером брошенной огневой позиции.

«Никитченко», — узнал спешившегося бойца Семенов. — «Мирон, кажется. Хороший боец. Растёт на глазах…»

— Сочтёмся! — крикнул ему Семенов.

Никитченко уже палил в распахнутую дверь. Конь его, не понимая, что делать дальше, ржал и храпел, но от крыльца не отходил. Комэск стащил вниз труп белогвардейца, вынул маузер из кобуры и, подтянувшись на руках, влез в окно. Как и надеялся, на пулю не нарвался. Впрочем, кроме надежды, имелся у него и простой расчёт: если бы в комнате был ещё кто-то, он бы сменил убитого стрелка. Кровать с резными спинками. Два сундука один на другом. Хозяйство — с первого взгляда понятно, зажиточное, кулацкое. По-над стенкой в два шага добрался до открытой двери, осторожно выглянул в соседнюю комнату.

У приставленного к окну стола рядовой в полевом кителе, сгорбившись, возился с «Максимом». Крышка откинута, он нервно дергает заправленную брезентовую ленту с блестящими остроконечными патронами.

— Неужто заклинило? — хмыкнул Семенов, радуясь, что вовремя успел: «Максим» с полной лентой мог здорово проредить эскадрон!

Пулеметчик вскинул голову — понимая уже, что не успевает схватить лежащую рядом винтовку и бледнея последней, предсмертной белизной. Он все-таки попытался, но пуля из маузера опрокинула его на чисто выскобленный деревянный пол.

За стенкой стрелял Никитченко. Семенов вышел в коридор.

— Как у тебя?

— Всё путём, Иван Мокич! — оскалился в улыбке Мирон, загоняя новую обойму. Два вражеских трупа подтверждали его слова. В дом уже врывались красноармейцы, гремели сапоги по крепким доскам.

— Взводного окружили! — донеслось снаружи. — Окружили первого взводного на околице!

По интонациям кричавшего, легко улавливаемым ухом любого, кто успел повоевать, Семенов понял: весть передаваясь от одного к другому, прилетела издалека. И если окружение серьёзное, комвзвода один, его родного брата Сидора Мокича может уже не быть в живых. Сердце ёкнуло, впервые за долгое время. Кровь-то родная и впрямь не водица. Испугался за брата.

«Неужели тут, в никому не известной Сосновке, суждено потерять Сидора?!»

— Двоим остаться в доме, наладить пулемет, остальные по коням! За мной! — сломя голову Семенов выскочил во двор. Чалый, как и положено матёрому боевому коню, дожидался хозяина там, где его оставили.

«Моя вина, — думал Семенов, пуская Чалого в галоп по сельской улице туда, где еще гремели выстрелы. — В хате бы и один Мирон справился, а мне надо было одним кулаком добивать белую сволочь! А то наши развалились, а те, видно, переформировались и ударили в ответ…»

Они вылетели за околицу. Правый фланг и впрямь «отвалился»: с полверсты между основными силами и напоровшимся на засаду первым взводом. Белые перешли в контратаку, зажали первый взвод у перелеска в кольцо, те с трудом отмахивались… Плохо дело!

«Численность приличная, с два десятка», — оценил комэск и оглянулся: с ним семеро и ещё двое скачут от овина. Маловато. Выхватил шашку, помахал над головой, давая сигнал к атаке. Ничего, ребята увидят — бросятся на помощь!

Кони по пахоте скакали тяжело, пришлось пришпорить Чалого.

— Давай, ещё немного!

Чалый от напряжения всхрапнул, но прибавил ходу.

Белые заметили приближающихся всадников, некоторые развернулись, принялись отстреливаться. Винтовочные пули прошили воздух где-то совсем рядом. Но Семенов уже врезался в противника, разрывая смертельное кольцо. Мелькнули позолоченные с синей полосой погоны. Поручик целился из никелированного пистолета. «Браунинг» — привычно определил мозг, хотя это не имело значения. Имело значение то, что шашка отрубила руку до выстрела, и пистолет отлетел в сторону, а поручик с криком упал на землю. Сидор со своим ординарцем с трудом отбивался от врагов — подмога подоспела вовремя! Семенов направил Чалого между двумя белогвардейцами, наседавшими на брата, махнул шашкой вправо, махнул влево. Готовы оба! Но один успел выстрелить, и Сидор упал на холку коня. Конники «Беспощадного» даром что в меньшинстве, яростно рубили с плеча, высоко занося клинки. Белые дрогнули и обратились в бегство, Семенов со своими бойцами помчался следом, добивая отстающих, первый взвод, вырвавшись из кольца, помчался наперерез. Вскоре все было кончено. «Беспощадные» собрались к последнему очагу затухающего боя. Семенов поскакал назад. Комвзвода-один среди всадников не было, кто-то показал на перелесок — и комэск поскакал туда. Сидор, по пояс голый и окровавленный, сидел на земле, прислонившись к дереву. Ординарец перевязывал ему простреленное плечо.

— Живой, что ль, братуха? — окликнул Иван.

— Да живой, — услышал в ответ сдавленный голос брата. — Раненый немного…

— Ну, раненый — не дохлый! — и Семенов развернул коня.

* * *

Еще не успели остыть стволы винтовок, как уже подвели итоги.

— Наших убито семеро, — доложил комиссар. — У них — человек двадцать пять… Посчитают — точно скажу…

— Значит, учимся воевать понемногу, — довольно кивнул комэск. Владевшее им напряжение постепенно отпускало. Стоя на крыльце дома, в котором назначил себе постой — того самого, что брал штурмом, — Семенов выслушивал доклады подчиненных. В плен взяли шестнадцать человек рядового состава, из них десять раненых разной тяжести, одного поручика и медика. Медик тоже был ранен — рубануло плечо не до кости.

— Какой охламон врача повредил?! — ворчал комэск, — Сколько раз говорено — медицину не трогать!

— Да кто ж её разберёт, тую вашу медицину, — отозвался вдруг стоявший у сгоревшего забора кряжистый, немолодой красноармеец.

— Эх ты, тьма египетская! — комэск хлопнул себя по ноге так, что шашка дёрнулась и стукнула по балясине перил. — Недавно, что ли, в эскадроне?

— С Алексеевки мы.

Алексеевку брали на прошлой неделе, рекрутировали оттуда в «Беспощадный» только добровольцев, большой нужды в пополнении не было. Семенов смутно припоминал седоволосого новобранца — семья его, вроде бы, вся от тифа померла, жена и трое душ детей.

— Синий погон, красный кант, — сказал комэск. — Увидишь такого — старайся брать живьем, не порть шкурку. Запомнил, нет?

— Запомнил.

Выходивший из дома ординарец Семенова, Васька Лукин, тут же поправил:

— Не «запомнил», а «так точно», боец, привыкай давай!