До дома было около тридцати минут ходьбы по ночному городу, однако это нисколько его не беспокоило. Хоть и кишит город отморозками, все же это далеко не Грозный, где в такое время несколько десятков метров от блокпоста до нужника могут оказаться дорогой в ад.

Филиппов шел, улыбаясь самому себе, представляя удивленное и заспанное лицо Жанны, когда, бесшумно проскользнув в спальню, разбудит ее поцелуем.

Осторожно, почти без шума, открыл дверь. Полоса тусклого света с лестничной площадки осветила прихожую.

«Все, три дня выходных, и никого, кроме Жанны!» – думал он. Однако, переступив через порог, ощутил неприятный холодок тревоги. Что-то было не так, как всегда.

Он замер, пытаясь определить причину этого чувства. В висках застучало. Отчего-то защемило под сердцем.

Что?

И тут до него дошло!

Каждой квартире присущ свой специфический запах. Это зависит от совокупности причин, в том числе от парфюмерии, которой пользуются хозяева.

Его обдало жаром. Привычный колорит был нарушен приторно сладковатым ароматом незнакомого одеколона.

Осторожно поставив сумку на пол, он включил свет. На вешалке висела кожаная куртка Жанны, его и… Не может быть! Чужой мужской кожаный плащ! Он перевел взгляд ниже, на подставку для обуви. То же самое. Легкие полусапожки жены и пара мужских туфель.

Еще не веря первым пришедшим на ум мыслям насчет неверности жены, Филиппов какое-то время растерянно разглядывал эти чужие вещи. «Может быть, какой-нибудь родственник приехал?» – мелькнуло в голове.

С минуту постояв, собираясь с мыслями у дверей в зал, он повернул ручку и вошел, одновременно заметив тень, метнувшуюся из спальни. Не сводя с нее глаз, левой рукой щелкнул выключателем. Яркий свет заставил на мгновение зажмуриться. Когда Антон открыл глаза, то на другом конце комнаты, у телевизора, увидел незнакомого мужчину. На вид ему было не больше двадцати пяти лет. Внешность его говорила о том, что даже если не он сам, то его предки были выходцами с южных окраин давно распавшегося на отдельные государства Союза. Черные, кучерявые волосы торчали в разные стороны. Неестественно бегающие глаза, такого же цвета, как шевелюра, разделял длинный и тонкий нос. Лицу, вытянувшемуся от удивления и испуга, еще более нелепое выражение придавала отвисшая нижняя челюсть. Застигнутый врасплох бедняга был во власти животного страха.

Он стоял в одной рубашке, наспех надетой в темноте и неправильно застегнутой, от чего одна пола была короче другой.

Антон медленным и тяжелым взглядом обвел его с головы до ног, задержав взгляд на трусах белого цвета, надетых наизнанку, да еще, ко всему, не первой свежести, и уставился на выпирающие коленки худых ног, которые неестественно тряслись.

В висках застучало.

Филиппова охватило дикое желание просто порвать на части стоящее перед ним существо…

«Я горбачусь, сутками не вылезая из-за баранки, а в это время какой-то урод приходит в мой дом, как к себе! – молнией пронеслось в голове. – Сколько же раз мне пришлось обнимать и целовать жену после этого недоноска?!»

Тем временем «гость», стараясь не смотреть нежданно появившемуся и заставшему врасплох хозяину квартиры и мужу любовницы в глаза, обезумевшим от страха взглядом шарил по углам комнаты. При этом его голова поворачивалась рывками, как у параноика, а тряска перешла в частые судорожные подергивания.

– Снимай трусы, «мачо», – сквозь зубы процедил Антон.

– Слюшай, не… Не надо, – взмолился горе-любовник, еще не понимая, что хочет сделать неожиданно появившийся в квартире амбал.

Его голос еще сильнее разозлил Филиппова.

– Живо, урод!

Тот подчинился. Можно было только предполагать, какие мысли роились у бедняги в голове, когда он стягивал с себя эту принадлежность туалета.

– Она сказала, что одна живет, – попытался он оправдаться, но Антон не дал ему договорить:

– Я даю тебе шанс выжить. Сзади тебя балкон… Считаю до трех, два уже было…

Глаза «Казановы» расширились от ужаса. Казалось, они сейчас выкатятся из орбит. Он замотал головой.

Словно бык, с шумом втянув в себя воздух, Антон сделал шаг в сторону своей жертвы. В то же мгновение несчастный любовник, издав какой-то нечеловеческий, протяжный вой, развернулся и кинулся на балкон, видимо, даже не подумав, что находится на четвертом этаже.

До слуха Антона донесся вскрик и звук треснувших реек, между которыми сосед снизу натянул бельевые веревки. Он вышел следом. На удивление, парень не разбился. Слегка хромая и пошатываясь, он ковылял в сторону от освещенной дорожки, проходившей вдоль дома, волоча за собою обломки приспособлений для сушки белья, одновременно, на ходу, пытаясь от них избавиться левой рукой. Правая висела как плеть.

«Ну вот, и мараться не надо, сам себя наказал», – со злорадством и облегчением подумал Филиппов, провожая его взглядом.

На третьем этаже зажегся свет. Во избежание объяснений с соседом он поспешил вернуться в комнату. Благо, дом пятнадцатиэтажный, попробуй теперь догадайся, что и откуда слетело, тем более жалкое существо уже скрылось из виду.

Осторожно, чтобы не было слышно снизу, он притворил за собой дверь и обернулся.

Закутавшись в одеяло, перед ним стояла та, которой он жил, теперь уже чужая, словно случайно попавшая в его дом женщина. Некоторое время Антон разглядывал ее, прямо и бесцеремонно, как животное в зоопарке.

Они относились к той категории семейных пар, которым бросают вслед завистливые взгляды. Жанна едва доставала в росте ему до подбородка. У нее были голубые и бездонные как небо глаза, с детским озорством смотревшие на мир из-под длинных ресниц. Маленький, слегка вздернутый носик словно приподнимал аккуратную верхнюю губку, обнажая ряд ровных, ослепительно белых зубов.

Как он любил каждый миллиметр ее нежной кожи! Как любил тонуть в синеве этих глаз, часами перебирая и гладя эти шелковистые и невесомые волосы…

«Неужели такое могло случиться?! – стучала одна мысль. – Да, это было на самом деле, это есть до сих пор, но почему же не верится?»

Жанна ждала своей участи, правильно поняв, что лучше в этой ситуации не открывать рта. Но Антон молча прошел на кухню, где, кстати, обнаружил хорошо сервированный стол с почти не тронутой закуской на две персоны и бутылкой «Белого аиста».

– Ишь ты, как торопились в кровать! – неожиданно вырвалось у него.

Он одним движением руки снес все это на пол. В звоне бьющейся посуды потонули отборные ругательства. С силой рванув на себя дверь холодильника и достав из него бутылку водки, оставшуюся еще со дня рождения, Антон взял стакан и вернулся в комнату.

Жанна, еще сильнее съежившись, стояла на том же самом месте.

«Куда подевалась вся ее прежняя красота? Жалкая самка!» – брезгливо подумал он. Усевшись на диван и налив полстакана, сразу же осушил его до дна.