Упоминание актуальной философии культуры неслучайно. Желающему разобраться в том, что же это за поколение «айдженеров», людей, родившихся в промежутке 1995–2012 годов, так или иначе придется задаться вопросом о причинах того, почему поколение I так отличается от остальных. Замечательный анализ социологических данных, результаты которого не только будут любопытны из праздного интереса, но и смогут быть полезны при проведении исследования, приведен в этой книге. Не желая испортить читателю удовольствия от самостоятельного ознакомления с многочисленными и красочными графиками, схемами и таблицами, отметим лишь, что большинство из проговариваемого так или иначе буквально витает в воздухе, в повседневных описаниях духа времени. Мы ведь много слышали о том, что айдженеры (а часто это бывает обращено в виде упрека к кому-либо из наших знакомых или даже к нам!) дольше живут с родителями, более инфантильны, предпочитают другие, более долгосрочные жизненные стратегии, не хотят взрослеть, не стремятся работать, не торопятся с созданием семьи. Все это правда, но, как правило, эти наблюдения не служат цели теоретического познания, а выступают фрагментированными аргументами для подтверждения чьей-либо позиции в дискуссии. Книга Джин Твенге совсем другая. Она стремится социологически зафиксировать произошедшие поколенческие изменения, коснуться их причин и просто понять «айдженеров». Все это она делает: в первую очередь обращаясь к функционированию современной культуры, увязанной с цифровой реальностью, которая не существует в отрыве от развития новых технологий: «Головокружительная скорость технического прогресса привела к образованию внушительного разрыва между рожденными в 1980-х и теми, кто появился на свет в 1990-е»[4].

Тем более, что у меня, и скорее всего у каждого из читающих этот текст есть своя небольшая история — конечно же, из российского контекста — про высокие технологии и айфоны. В декабре 2007 года в Москве, в огромной поточной аудитории Факультета довузовской подготовки Высшей школы экономики на станции метро Нагатинская происходило нечто экстраординарное. Слушатели курсов столпились вокруг моего знакомого. Не желая никак его задеть, все же отмечу, что он не был особенно примечателен и до того дня никто не желал с ним активно знакомиться. Но тем вечером именно он задавал тон всего мероприятия, затмив очень харизматичного лектора, рассказывавшего, кажется, о захватывающей истории военной кампании СССР в Афганистане. У него появился первый iPhone. И он принес его с собой. Сейчас в такую реакцию сложно поверить, но тогда почти 100 человек окружили его и засыпали вопросами: Как это работает? Наверняка удобнее? Где ты его взял? Джобс гений? Можно подержать? Эта история важна как документ эпохи. Мне никогда не доводилось видеть ничего технологического, что вызывало бы такой интерес. Как видно, Россию та волна, о которой пишет Джин Твенге, не обошла стороной. Поэтому остановимся на том, что истории про американских подростков следует воспринимать как экскурс в другую культуру, которая, тем более, давно стала глобальной: смотрим же мы, в конце концов, Южный парк и Гриффинов, примеряя изображенное там на свою действительность. Кстати, в актуальном сезоне последнего мультсериала был изображен типичный герой этой книги, айдженер: человек зацикленный на гаджетах, одержимый «селфи» и Инстаграмом.

Часто, говоря о научно-технологическом прогрессе и его влиянии на мир, нас охватывает ощущение скуки, потому что один достаточно пессимистичный прогноз сменяется другим, в свою очередь, еще более апокалиптичным. Все это кажется отвлеченной и бессмысленной научной фантастикой: редактирование генома человека, киборгизация, виртуальные пространства или даже колонизация Марса. Конечно, эти разговоры не лишены смысла, и, вероятно, стань что-либо из этого повседневностью, культура и общество бы изменились. Но философская проблема здесь в том, что за разговорами о будущем мы утратили реальное будущее, которое всегда уже здесь, как в одном из своих выступлений это резюмировал социальный философ Александр Павлов: «… будущее может быть доступно нашему пониманию, потому что чаще всего не производится из „ничто“, а является продуктом комбинаторики уже имеющихся представлений. Эти представления существуют в популярной культуре как образы будущего, к которым мы привыкаем. И в результате, когда прогнозы сбываются, мы оказываемся к ним готовы и не испытываем удивления»[5].

В недавно переведенной на русский язык книге американского писателя и урбаниста Адама Гринфилда «Радикальные технологии: устройство повседневной жизни» есть замечательные строки о том предмете из будущего, который уже изменил настоящее и повседневность до неузнаваемости, а, возможно, и дал имя целому поколению. Речь, конечно же, идет о смартфоне, который «… стал последним предметом, на который мы смотрим каждую ночь перед тем, как заснуть, и первым, за которым мы тянемся спросонья. Мы используем его, чтобы знакомиться с людьми, общаться, развлекаться и находить дорогу. С его помощью мы покупаем и продаем вещи. Мы полагаемся на то, что он зафиксирует места, в которых мы бываем, вещи, которые делаем, и людей, с которыми общаемся; мы рассчитываем на то, что он поможет нам убить время, заполнить установки и паузы, которые некогда занимали такую большую часть нашей жизни»[6]. Какие бы приметы времени мы ни находили в культуре, они должны иметь возможность быть оцифрованы и перенесены на экраны гаджетов, сопровождающих нас всегда. Так удобнее. И это наш новый мир.

Казалось бы, очевидное внимание на феномене смартфона, социальных сетей и их влиянии на поколение, его культуру, психическое здоровье выгодно отличает книгу Твенге от многих других, стремящихся объяснить поколению современных молодых людей, кто же они такие. По меньшей мере, это делает ее живее и интереснее при чтении. Да, это исследование, и исследование серьезное, выполненное с опорой на большие массивы данных социологических служб, на глубинные интервью, проведенные самим автором. Но в книге много такого, что делает ее скорее эссеистичной. Поэтому оставим в стороне возможные претензии к вольности интерпретационных стратегий и к замечаниям автора, вдохновленным бихевиористской психологией. Они могут доставить удовольствие заинтересованному темой читателю, но вряд ли смогут выполнить какую-либо функцию, помимо терапевтической, для старшего поколения, как это делается проговариванием тезиса: «Похоже, в наши дни отцы и дети достигли полного взаимопонимания, и их все устраивает»[7]. Острый межличностный конфликт поколений ушел в прошлое и остался в шедеврах литературы и кино эпохи модерна.

Перевод «Поколения I» выходит на русском в 2019 году, и это не единственная актуальная книга, посвященная описанию современного поколения и черт эпохи, которую оно формирует. Интерес к получению новых знаний и образованию, пониманию своего места в мире может быть удовлетворен чтением менее эссеистичного, но более научного анализа, представленного в книге Вадима Радаева «Миллениалы: Как меняется российское общество».