Harlez, 1832–1899) и послуживший важнейшим основанием и базовым источником его труда «Шэнь-сянь-Шу: Книга духов и бессмертных: эссе о китайской мифологии по оригинальным текстам» (Shēn-Siēn-Shū: le livre des esprits et des immortels: essai de mythologie chinoise d’après les textes originaux), опубликованного в серии научных работ Королевской академии наук, гуманитарных наук и изящных искусств Бельгии. Именно книга Хуан Бо-лу широко используется отечественным синологом П. С. Поповым в подготовке научного доклада в Музее Антропологии и Этнографии Императорской Академии наук в 1906 году, а затем – в опубликовании его материалов под названием «Китайский пантеон» [75]. Вместе с тем существовало множество более старых, достоверных и полных сводов китайских божеств; следует полагать, что наиболее привлекательной стороной работы Хуан Бо-лу, помимо ее католического пафоса и попыток найти в китайской традиции бога-творца, являлось стремление ранжировать и классифицировать огромное многообразие святых, духов, бодхисаттв и т. п., исходя из понятных и логически объяснимых принципов. Но это же обстоятельство приводит к целому ряду существенных сложностей как в западной, так и в собственно китайской науке последующих эпох.

Поминальный зал, храм Саньюань-гуань, г. Гуанчжоу, пров. Гуандун

Храм Дафогуан-сы, горы Утайшань, пров. Шаньси

Единство Трех учений, стела из храма Шаолинь-сы, уезд Дэнфэн, пров. Хэнань

Так, упомянутые выше Три учения (кит. сань цзяо, 三教), справедливо полагавшиеся основой традиционной китайской культуры, стали пониматься как тотальное слияние конфуцианства, буддизма и даосизма в некое аморфное единство, порядок в котором может быть установлен только путем обращения к разработанной веками философской и религиозной базе каждого из учений по отдельности. Эта логика присутствует не только в большинстве работ первой половины и середины XX века; последние исследования такого крупного эксперта в данной области, как профессор Ма Шу-тянь (馬書田) из Пекина, строятся на той же логике: китайские божества делятся на буддийские, даосские и простонародные.

Но подобный подход не дает ответов на множество животрепещущих вопросов, и в частности на вопрос о реальной роли божеств буддийского и даосского пантеона в религиозных воззрениях верующих; другими словами, кому именно приносит моления средний обыватель, придя в храм, и насколько объект его поклонения адекватен тем взглядам, которые существуют о нем в официальной культовой традиции данного религиозного течения? Например, Бодхисаттва Милосердия Авалокитешвара для огромной части прихожан – это, прежде всего, не воплощенное Сострадание, а податель детей и защитник от невзгод; Будда Медицины – не избавитель от кармических препятствий, а помощник при недугах и владетель Восточного рая, в котором каждый бы желал переродиться; Нефритовый император – не главный даосский управляющий на Небесах, а олицетворение силы и высшей справедливости, и поэтому он вполне может иметь отношение к буддийской трактовке загробных мытарств. Следовательно, для подавляющей массы верующих в Китае бытование различных духов и божеств связано не с приверженностью той или иной философско-религиозной традиции, а с существованием архетипических представлений о воплощении высших сил, и те конкретные формы, которые эти архетипы принимают, не играют основополагающей роли. Храмы ортодоксальных религиозных течений не могли и не могут игнорировать эту данность, и влияние описанного фактора более чем очевидно. Отсюда и залы Конфуция в буддийских монастырях (например, в монастыре Шаолинь-сы, уезд Гуаньду, пров. Юньнань), и множественные изображения Авалоки-тешвары в даосских храмах (например, Тяньхоу-гун, г. Тяньцзинь, Саньюань-гуань, г. Гуанчжоу, Лаоцзюнь-дун, г. Чунцин и множество других), и бытование одного и того же божества в храмах всех традиционных религий Китая (например, бог долголетия Шоу-син, бог войны и богатства Гуань-юй и целый ряд других божеств и святых). Это явление широко отражено в литературе Китая: достаточно вспомнить, например, такие произведения, как «Путешествие на Запад» (Си ю цзи, 西遊記) У Чэн-эня (吳承恩, ~1500–~1582), новеллы Юань Мэя (袁枚, 1716–1797) или Пу Сун-лина (蒲松 齡, 1640–1715), чтобы получить более чем убедительные примеры сказанного выше. Однако же, по нашему убеждению, объединение концепций Трех учений носит не хаотичный и случайный характер и не тяготеет к доминированию какого-то одного из них (как в ходе истории это неоднократно пробовали доказать, например, философы Сунь Чо (孫綽, 314–371) или Ван Тун (王通, 548?–617)), но более соответствует воображаемому кругу, разделенному на три неравных сектора, соединяющихся в точке центра окружности. Неравенство секторов обусловлено неравенством проблем, соотносимых с тем или иным учением. И если условный субъект восприятия мыслится стоящим в центре этого круга, то полный круг будет пониматься как целостное восприятие мира, а каждый из секторов – одно из Трех учений [подробнее см. 88, 410–411]. Подобное толкование объясняет и идею сунского философа и религиозного деятеля Ван Чжэ (王嚞, второе имя Ван Чун-ян, 王重陽, 1112–1170), говорившего об объединении Трех учений и их непротиворечивости.

Храм Пухуачань-сы, горы Утайшань, пров. Шаньси

Таким образом, представленный в этом издании и во всей последующей серии материал будет опираться, прежде всего, на принцип воплощения в божестве неких архетипических функций, а не на роль того или иного божества в ортодоксальных религиозных течениях, то есть главной составляющей будет простонародное восприятие и толкование той или иной высшей сущности; обращение же к ортодоксальной религиозной традиции рассматривается как важное подспорье для понимания генезиса культа, но не мерило его действительной значимости и влиятельности. Основой для обращения к тому или иному божеству будет служить только один критерий – реальное существование живой традиции поклонения, представленной в храмах и достаточно распространенной. Параллельно будут также освещаться и анализироваться вопросы бытования культа, такие, например, как описанные в этом издании формы ритуальных приношений, праздники, связанные с теми или иными духами и святыми, и т. п. Особое место в серии отводится и общетеоретическим, обзорным, аналитическим материалам. В частности, поскольку разговор о китайской преисподней немыслим без понимания таких вопросов, как «дух» и «душа» в традиционных толкованиях, как представления о загробных мытарствах, об адах, о подземном судилище, этим темам также будут посвящены отдельные статьи.

Традиционные могилы, уезд Гуаньду, пров. Юньнань

Храм Цюнчжу-сы, горы Юйаньшань, пров. Юньнань

Библиографический материал для создания этого тома может быть подразделен на несколько типов. Во-первых, это религиозные тексты различной конфессиональной принадлежности, освещающие те или иные стороны культа рассматриваемых божеств. Во-вторых, это богатое научное наследие, представленное в отечественных и зарубежных работах, указанных в библиографическом списке в конце книги. Поскольку тема верований много шире, чем любые узкоспециальные научные рамки, среди важнейших исследований следует назвать